Читать «Тополь цветет: Повести и рассказы» онлайн - страница 162

Возможно, и не так, и не совсем то говорила Таня. Но очень похоже. А главное, сколько ни вспоминай, не припомнишь, как она спасала кого-то, вытаскивала из окопчика, надрываясь, под пулями и снарядами — не любила об этом, и если упоминала, то мельком, без деталей и красок, добавочно к общему.

Так и не встретив Тани, я свернула с реки в город через сверкающий парк или сад, в котором летом гуляли под шатрами берез и кленов, катались на карусели. За парком выводилось новое здание, и можно было уже догадаться о назначении чинных рядов огромных пустых пока окон, крыла, подвернутого к улице, и низкой, уступом, пристройки, в которой расположат спортзал.

…Сколько раз видели мы, как горели школы! Черное здание на небе и только красные языки из окон. Ничего больше, только красные окна. Одни красные окна!..

А этот дом уже осенью распахнется для ребятни: алтайцев, русских, казашат, татарчат. Сколько надо для них таких домов! Вот и строятся, строятся… Только меняется, совершенствуется архитектура… Война отгрохотала и ушла в историю.

И Таня бегает на лыжах и покупает соболей… Если бы не война, кончила бы она институт, вышла бы замуж за однокашника, вместе строили бы самолеты — конструктор из нее получился бы. Жалко мне было чего-то в ней. В странные узлы вязала война людей, иногда из совсем неподходящих концов.

Усталая, наглотавшаяся воздуха, я добрела до гостиницы. Ноги гудели, голова кружилась и чуть пошатывало. Хотелось в тепло.

Солнце лилось вдоль коридорной дорожки мне под ноги. Я шла ему навстречу, стараясь не сойти с золотой полосы, а ее секли и резали дверями, по ней топали черные ноги — люди еще спешили куда-то.

До моего сине-зеленого рая оставалось три метра, когда распахнулась еще дверь и с пузатеньким белым чайником в руках вышла она.

— Таня! — Я так много думала о ней, а возглас вылетел не изумленный, а словно бы она тут и должна находиться.

Женщина с любопытством смотрела, и я представила, как трудно ей докопаться до тех наших дней — ведь шли мы с ней в ногу туда, к последней нашей черте, которую еще не видели, в которую не верили, но о существовании которой начали подозревать.

На обветренном лице ее плавала смущенно-растерянная улыбка, и я, расстроенная, хотела было подсказать, как лицо вдруг знакомо распахнулось.

— Ой, — сказала она и задержала воздух в груди, запнувшись, и опять я хотела подсказать — теперь уже имя, но она воскликнула:

— Маринка!

И мы обнялись. От неожиданности, оттого, что видели молодость друг друга — хотя и послевоенная, подраненная и обделенная, она была прекрасна.

— Это надо же! Где встретились! Как ты тут очутилась? Вот это да! Вот она — жизнь! — больше пока мы ничего не могли изобрести.

Мне стало смешно, что два дня ищу, а дверь к Тане вот она, рядышком — я и это с готовностью отнесла к милым чудачествам города. Сообща мы отправились заваривать чай, а потом в мой люкс. Жизнь все-таки удивительна и прекрасна.