Читать «Том первый. Кавказ – проповедь в камне» онлайн - страница 37

Так от Рождества до Пасхи, от Пасхи до Троицы незаметно пролетали дни, проходили годы… Суровость и вечная занятость Павла Сергеевича, как и надуманные со скуки тревоги Анны Андреевны глубокой борозды не оставили в интересах и приоритетах сына. Suum cuique.

Между тем, Аркадий был уже в тех летах, когда родителям следовало крепко задуматься о грядущей карьере своего чада. И старший Лебедев – муж ума трезвого, ревностный в вере к Богу и Государю, будучи к тому же человеком военным и пунктуальным, после краткого, более формального (чем требовал того этикет) tetе-a-tete с женой, определил Аркадия в Пажеский корпус.

В Пажеском он шел одним из первых и в постижении военных наук, и в качестве застрельщика утех юности и, выйдя в полк, как это случается с живыми натурами, сделался всеобщим кумиром. Его яркие серо-зеленые глаза сверкали счастливой бесшабашностью и отвагой. Поразительно, но ему везло как в обществе, так и с начальством. Имя его частенько повторялось сослуживцами с завистью, дамами – с восхищением. При этом он не был ни петиметром, ни шаркуном, и даже злые языки не смели упрекнуть Аркадия в этих пороках.

– Ей-Богу, господа, я и пальцем-то не шевельнул для своей «популярности». Но мир… не без «добрых людей». Разве вам не случалось слышать обо мне хуже, чем я есть на самом деле? – подмигивая друзьям, улыбался он. – Хотя, клянусь, сам я решительно никогда не драпировался в тогу особенной добродетели… Сознайтесь, други, слышали в мой адрес дурное? Меня занимает только мнение мужчин. Ибо к беде иль радости, но женщины и без того дарят мне свое внимание. Так да иль нет? Елецкий, брат, что молчишь? А ты, Брагин? – Он снова улыбнулся – задушевной улыбкой, открывшей белые безупречные зубы.

Господа смеялись, поднимая за своего любимца бокалы, звенели хрусталем и с теплотой беззаботной молодости кричали:

– Лебедев, черт! Ты наш succes du scandale! Vae victis!

…Однако Пажеский корпус учил не только военным наукам… Не отставая от других, Аркадий к семнадцати годам весьма толково умел презрительно «щурить глаз», «брать навскидку лорнет», вглядываясь на проезжающих; чинно кутаться в бобровый ворот, сидя в пролетке невского лихача, и делать… долги. Тех денег, которые раз в месяц регулярно высылал «на булки» и «изюм» отец, катастрофически не хватало. Но ни Москва, ни Петербург слезам не верят. Столицам дела нет до «высоких оценок» и «особого расположения ротного командира».

Как назло, к досаде Лебедева, в корпусе постигало науку немало богатых молодых людей, кошельки которых не знали «ветра». Жизнь их кипела обычной, веселой волной, на зависть другим. Эти не морщили лоб и «не рвали ногти», как дотянуть до следующей «подачки» из дому; непринужденно мотали деньги, «подмахивали» векселя, играли в карты на интерес и тоже делали долги. Строгие родительские напутствия, предостережения родственников и отцов-командиров – кто о них помнит в семнадцать лет? После «сыгранной зари» и многочасовых мучений в классах, фехтовальных залах, на ипподроме и плацу их ожидали визиты, взятый за правило promenade на Невском своих рысаков, а следом обеды непременно в лучших местах, дорогие тонкие вина, цыгане, балы и ночи с любезницами… И так каждую неделю – азартно, весело, пусто, словом – apres nous le deluge.