Читать «Том первый. Кавказ – проповедь в камне» онлайн - страница 24

Андрей Воронов-Оренбургский

– Не дергайся, ирод! Забью! – Топорище колуна придавило грудь Лебедева. В нос шибануло запахом пота, мешковины и дегтя. Здоровущий, ладно скроенный, с загорелым обветренным лицом и шеей мужик опрокинул драгуна на постель. Длинные, грубые, что конский волос, усы делали его лицо лютым. – А ну, сволочь, р-руки упокой! – Две гневливые морщины меж бровей обозначились жестче, широко поставленные глаза впились в лицо офицера.

Аркадий захрипел от боли, хватая ртом воздух, на обеих руках повисло по гарному хлопцу.

– Вота… он, матушка! Взяли волчару! А ну-тка, поддайте огня! Расступись, расступись! Пожалуйте, барыня, на убивцу взглянуть. Эва, зубье скалит, зверь!

Вокруг зашарашились, забегали люди. Там и здесь в люстрах и в светильниках вспыхнули свечи – их было маловато для света, но довольно, чтобы на стенах вытянулись глубокие тени. Всюду объявились они: встали в углах, протянулись по белому лепному своду, хватко цепляясь за каждый рельеф.

– Да отпусти-те же меня? Р-руки, мерзавец! Что за вздор несет этот болван? – внезапно окрепшей мыслью взорвался Лебедев. – Где граф! Я требую!!

– Эт мы у тебя теперича требовать да пытать станем!

Ротмистр со вздувшимися на шее и лбу венами, теряя последние крохи терпения и разума, бешено рванулся от подушки. Но то, что ухватил его затравленный взгляд, заставило Аркадия замолчать.

Мятущийся свет свечей расплескался тревожными волнами по мрачным стенам и угрюмым лицам толпы. Но из всей этой дышашей ненавистью и враждой массы он выхватил лишь одно бледное восковое лицо в обрамлении седых разметавшихся волос и два бессмысленных глаза, уставившихся на него.

Пленник застонал, не имея сил шевельнуться, тряхнул досадливо головой, словно хотел прогнать прочь видение, но старуха, ряженная в старомодный просторный капот, продолжала поедать его жутким взором. Графиня смотрела на Аркадия, вернее, не на него, а куда-то сквозь него, настолько бессмысленным и безумным был ее опаленный горем и отчаянием взгляд. Он словно видел насквозь и в то же время не замечал.

– Графиня, позвольте объясниться! Я… – задушенный топорищем мужика, взволнованно начал Лебедев, но был прерван старухой:

– Нет, нет… Это не так… Нет, совсем не так! Этого не может быть! Избави Господи… за что? Зачем вам… молодому человеку, это?! – кусая морщинистые губы, зарыдала она. Лицо Татьяны Федоровны смялось, заколыхалось, стало мокрым и диким. Выцветшие глаза дрожали слезой, дыхание сделалось чаще, короче и громче. – Убий-ца! Убий-ца-а! Невинная кровь на тебе! Будь проклят! Петенька, Пе-тя! Господи, на кого ж ты оставил меня?! Забери, забери меня с собой!! – Что-то скороговоркой шепча, истерично потрясая маленькими, как ссохшиеся яблоки, кулаками, натыкаясь на ждущую ее приказаний челядь, старуха бегло ощупывала их плечи и лица костлявыми пальцами, оборачивалась вперед и назад, точно искала поддержки и никак не могла найти.