Читать «Том 4. Выпуск 2. Эпоха Михаила Федоровича Романова» онлайн - страница 84

Воспитанные на классической истории и литературе, поляки современники, говоря о сдаче Шеина и унижении русских, не преминули вспоминать о Кавдинских ущелиях и приводить цитаты из древних поэтов; а подвиги Владислава напоминали им Александра Македонского, Аннибала, Цезаря и других великих полководцев.

Большую часть московских пушек Владислав приказал по рекам сплавить в Гродну, в которой строил тогда сильную крепость. (Некоторые из них сохраняются теперь в Петербургском артиллерийском музее: шведами они были отбиты у поляков, а Петром Великим у шведов.) Король милостиво обошелся с больными москвитянами, оставшимися в лагере; он велел их кормить и лечить. А трупы тех, которые умерли по уходе Шеина, велел сложить вместе, насыпать над ними высокий курган и на верху его воздвигнуть каменный столб с надписью, гласящей о его победе под Смоленском. Столб сей не сохранился; зато сохранились 16 медных досок с гравированными на них изображениями плана Смоленска и его окрестностей, разных сцен из его осады, а также обложения и сдачи русской армии. Эти доски король на память потомству заказал вырезать своему придворному резчику (Гондиусу), который и окончил заказ через два года, т. е. в 1636 г., в Данциге. Получилась большая и очень сложная гравюра: так как на одном и том же пространстве изображены разные моменты осады Смоленска Шеиным и осады Шеина Владиславом. Одни сцены изображены довольно явными фигурами, а другие столь мелкими, что требуют вооруженного глаза. К последним относятся, например, картины из времяпровождения солдатских полков, расположенных в земляных укреплениях у самых стен Смоленска. Тут виднеются группы, то как бы занимающиеся играми, то окружающие виселицу, на которой собираются кого-то вешать (известно, что дисциплина между грубыми, буйными наемниками поддерживалась самыми суровыми мерами и даже казнями, право на которые иноземные полковники заранее выговаривали себе в своем договоре с московским правительством). Далее, два воина скрестили свои шпаги, неизвестно, для поединка или для фехтования; а неподалеку от них третий воин мирно удит рыбу в пруде. Подобные картины наглядно указывают на продолжительное бездействие Шеина. Затем наиболее изобразительны: бомбардирование стен и башен из большого московского наряда, королевский штурм Покровской горы (с его же запряженной в шестерню каретой), кавалерийский бой Деэбертовых рейтар с польскими гусарами, русская канонада Жаворонковой горы 9 октября и наконец сцена преклонения русских знамен пред королем. На нижнем краю гравюры, подле карты Польши-Литвы, портреты Владислава и Яна-Казимира: первый имеет полную добродушную физиономию, а второй — тонкие красивые черты. Не отсутствуют и картины из лагерного быта поляко-литовцев, например, маркитантка с корзиною, полною хлеба. Не забыт даже легендарный человек-куст, т. е. польский посланец, будто бы одевшийся кустом и пробравшийся сквозь русские линии по лесистой местности в Смоленск с вестью о скорой помощи. Эта гравюра представляет вообще драгоценные данные по изображению костюмов и вооружения того времени; между прочим, видим пресловутых гусар с их длинными копьями и в параде с крыльями, а в бою, без крыльев.