Читать «Том 4. Выпуск 2. Эпоха Михаила Федоровича Романова» онлайн - страница 37

В начале своего царствования Михаил Феодорович безуспешно обращался с просьбою о помощи против поляков и к молодому французскому королю Людовику XIII. Когда же Московское государство умиротворилось, в 1629 году в Москву явилось первое французское посольство в лице Де Ге Курменена. Он вел себя довольно надменно, заводил споры о царском титуле, о церемониях приема, просил о разрешении французским купцам иметь при себе католических священников, вести беспошлинно торговлю и пользоваться свободным проездом в Персию; взамен чего выставлял на вид неприязнь французского короля к Австрийскому дому, который дружит с польским королем. Но все эти домогательства оставлены без последствий, и французский посол уехал ни с чем. За ним приехало посольство от Голландских Штатов, которое указывало на их борьбу с испанским королем и вообще с католичеством и хлопотало о разных торговых льготах, даже о монополии на вывоз хлеба и льну из Архангельского порта. Мало того, оно просило о разрешении распахивать пустые земли, очевидно намереваясь направить в Московское государство и земледельческую колонизацию; а в заключение домогалось все того же беспошлинного транзита в Персию, и притом монопольного, на 30 лет, за что обещало по 15 000 рублей ежегодно. Эти домогательства голландцев были также бесплодны. В следующем 1631 году явилось датское посольство: оно просило для своих торговцев о беспошлинном вывозе хлеба из России и о том же свободном пути в Персию, и также безуспешно. Но с датчанами происходили у нас столкновения на северных приморских границах, и для заключения мирного договора ездили московские послы в Копенгаген. Там, однако, их приняли дурно и отпустили ни с чем. Причиною таких отношений было отчасти то обстоятельство, что мы в это время датской дружбе явно предпочитали шведскую, имея в виду наш главный тогда интерес: отношения к Польше.

После заключения Столбовского мира между Швецией и Россией не скоро еще установились приязненные отношения: им мешали, во-первых, споры о новых границах, которые проводились вследствие уступки областей шведам, а во-вторых, многие переселения из этих уступленных областей в московские пределы. Переселялись отчасти по причине больших налогов, а главное, православные люди весьма неохотно поступали в подданство иноверной, лютеранской державы; особенно уходили оттуда лица духовные, т. е. священники и монахи. Шведское правительство в силу договора требовало выдачи перебежчиков; а московское от этой выдачи уклонялось и приказывало пограничным воеводам отсылать перебежавших крестьян далее от границы в дворцовые села и сажать там на казенных пашнях. Корела и другие уступленные области в церковном отношении продолжали причисляться к Новгородской епархии; новгородский митрополит ставил там священников и святил новые церкви. С одной стороны, шведы подозрительно смотрели на эти связи и требовали, чтобы митрополит сносился с православным духовенством в их областях; при посредстве местных шведских властей; а с другой — они избегали довести дело до явного разрыва сих церковных сношений, опасаясь в таком случае поголовного бегства жителей в русские пределы. В свою очередь, московское правительство подозрительно смотрело на тех русских людей, которые, перешедши под власть шведов, приезжали по торговым делам в московские города; например, в Новгороде оно не дозволяло пускать их в соборный храм св. Софии и вообще в Софийский кремль, а только в церкви на посаде: так как опасалось, что эти люди могли уже пошатнуться в православной вере; кроме того, оно опасалось найти в них лазутчиков. Те шведы, которые приезжали в Новгород учиться русскому языку, если принимали православие, уже не отпускались обратно на родину, и у кого они поселялись, с того бралась порука с записями.