Читать «Том 3. Растратчики. Время, вперед! ссвдт-3» онлайн - страница 237

Разноцветные шарики прыгали из отделения в отделение, волшебно меняя цвета. Желтый превращался в зеленый, зеленый в красный.

Шумела роскошно озаренная толпа, неслась слабая музыка. Отдаленно звучал весь этот мощный симфонический оркестр огней, запахов, движения, страстей.

Теплый, жаркий ветер порывисто дул в ресницы Рай Рупа.

Плыла лунная, звездная ночь.

– Вавилон… Вавилон…

Терраса плыла, как палуба. Рай Руп медленно отплывал…

– Горе тебе, Вавилон!

Ему стало страшно. Он всегда теперь испытывал по ночам страх. Это было сознание неизбежной, а главное – близкой смерти. Ну – десять, пятнадцать лет… Ну – семнадцать!

А потом!.

LXV

На хрупком овальном столике лежал аккуратно развернутый иллюстрированный журнал. Стояла начатая бутылка коньяку, маленькая рюмочка. Хорошая темно-красная прямая трубка Дунгиль и жестянка табаку, оставленные на странице журнала, были так желто и рельефно освещены шелковой настольной лампой, что выглядели великолепно оттиснутой цветной рекламой табачной фирмы.

В воздухе стоял приятный запах кепстена.

Фома Егорович, не переставая ерошить и взбивать волосы, сел к столу и положил локти на журнал.

Он давил пальцами голову. Он давил локтями все эти вещи, так наглядно и глянцево, с синим отливом, оттиснутые на меловой скрипучей бумаге. Теперь они были недоступны. Они были враждебны и холодны.

Чем недоступнее были они, тем казались совершеннее, наглядней и натуральней.

К ним легко можно было бы протянуть руку, коснуться их, взять, но пальцы натыкались на скользкую поверхность бумаги.

Горела, и гасла, и снова разгоралась, как папироса, лампа. Блестело вишневое выпуклое дерево трубки. Качались в такт два уровня коньяку: низкий уровень рюмки и высокий – бутылки.

И все это было лишено содержания.

Это была пустота, организованная в раскрашенные формы посуды, мебели, степ, материй, чемоданов.

Молодость, жизнь, Мэгги, холодильник, коттедж…

Все было кончено.

Фома Егорович выпил подряд шесть рюмочек коньяку, но это было каплей в море.

Он тогда стал наливать коньяк в алюминиевый стаканчик бритвенного прибора. Коньяк имел вкус мыла и шоколада.

Разбрасывая по комнате вещи и книги, Фома Егорович вытащил из чемодана стеклянную пробирку с таблетками морфия.

Отбитый край пробирки обрезал ему палец. Он сосал его по детской привычке.

Пробирка с двумя вывалившимися из нее таблетками лежала на листе журнала, так желто и рельефно освещенная лампой, что казалась великолепно оттиснутой рекламой аптекарской фирмы.

Стиснув зубы, Фома Егорович пил стаканчик за стаканчиком и совершенно не пьянел. Потом хмель ударил ему в голову сразу и оглушил его.

Гаснущая лампа длинно и безостановочно протекала в его глазах и все никак не могла протечь или остановиться.

Фома Егорович выбежал из номера в коридор. У него в руке дрожала газета.

Отель спал.

Иногда лампочки в коридорах начинали гаснуть.

Они медленно гасли, перспективно отражаясь в черных окнах квадратного сечения. Свет, теряя силу, переходил из тона в тон, от ярко-белого до темно-малинового, лишенного лучей.