Читать «Том 1. Сатиры и лирика» онлайн - страница 23

<1905>

«Кровь ударяет горячей волною в виски…»

Всем нищим духом посвящаю

Кровь ударяет горячей волною в виски, Некуда скрыться от острой, щемящей тоски… Мертвая жизнь без значенья, холод души, пустота… Прошлое – яркая сказка, манит к себе, как мечта… С жалкой улыбкой безверья, хмурый, заглянешь вперед – Вздрогнешь и прочь отвернешься… долгий, безрадостный год. Люди восстали и ропщут, люди к свободе идут, Право и волю добудут, светлый и радостный труд. Видишь бесстрашные лица, слышишь горячую речь, Но в потухающем сердце пламя опять не зажечь… Время торопит решеньем, дерзко врывается в дверь. Что же? Решай, малодушный, – иль никогда, иль теперь! Люди восстали и ропщут, люди к свободе идут; Вышли живые на битву, мертвые в ямах гниют. С смелой, призывною речью к братьям восставшим иди! Честный решает недолго – честный всегда впереди… Кровь ударяет горячей волною в виски, Некуда скрыться от острой, щемящей тоски… С горькой улыбкой безверья смотришь тоскливо вокруг… Что это – только безверье иль перед жизнью испуг?..

<1906>

Стихи 1905–1906 годов, не вошедшие в книгу «Разные мотивы»

Первая ночь

(Из Изольды Курц)

Приходит первый раз ночь в глубине могилы… О где весь блеск твоей сверкавшей силы? В сырой земле пришлось тебе постлать. Как в эту ночь ты будешь почивать? Последний дождь смочил твои подушки, Испуганы грозой кричат во тьме пичужки, Лампада не горит – лишь холодно печальный Крадется лунный луч в твоей опочивальне. Часы скользят – ты будешь спать до света? Ты слышишь ли, как я, на башне звоны где-то? Как я могу на миг уснуть и не страдать, Когда, моя любовь, тебе так плохо спать?

<1905>?

Сон

Мне снилось, что Плеве с печальным лицом    Со мной говорил о России, Портсмутского графа назвал он глупцом,    Про прочих промолвил: «Слепые! До мелочи вижу ошибки их тут,    И страшно за них мне обидно – Они к революции сами идут,    Забыв о последствиях, видно. И мне самому приходилось спасать    Россию от вредных учений, Давал и приказы сажать и стрелять,    Но мера была для гонений… Устроишь приличный еврейский погром,    Закроешь три высшие школы, – Но нынче играют огнем и мечом    Они, как лихие монголы. Они малолетних ссылают в Сибирь,    Они города выжигают, – И скоро вся Русь превратится в пустырь,    Где совы одни обитают. Кто ж будет налоги и штрафы платить?    Чем заняты будут жандармы? Кто будет начальство высокое чтить    И строить дома и казармы?.. Нет, надо сознаться, что беден умом    Мой новый преемник безбожно, – Опасно играть отточенным мечом,    Опасно, порезаться можно…» И вспомнил фон Плеве карьеру свою,    Свои министерские розы, И жал он сочувственно руку мою,    И лил крокодиловы слезы. Я в страхе проснулся… уж день наступал    (Три четверти пятого было), И долго плевался, и долго шептал:    «Спаси, сохрани и помилуй!»