Читать «Теплая земля Колыма» онлайн - страница 36

Станислав Михайлович Олефир

— Какая польза?

— Ну, шкура, мясо. Чего так смотришь? Мы же оленей не для красоты здесь выращиваем.

— Но ведь дикий олень — вольное животное, а ты…

Сергей вскинул руки к небу:

— Ола-ла! Начитался книг, ничего не скажешь. Да я сам сегодня же запретил бы всякую охоту, но буюн мой враг и его нужно… Короче, ты спроси любого пастуха, от кого он больше страдает — от волков, браконьеров или буюнов? Все хороши. Знаешь, почему буюн уводит с собою в сопки не только важенок, но и телят, корбов и даже чалымов? Очень просто. Волк за ним погонится, они бегут медленнее, вот за их счет и выживает. Всех скормит, снова вокруг стада ошивается. Точно такой и твой Дичок. Вырастет, ворвется в стадо и уведет голов пятнадцать. А каждый олень — четыреста рублей. Тебе, конечно, его жалко, но сам пойми.

Уже несколько раз навстречу попадались группки оленей, а пастуха не видно. Олени пасутся на заросших низкорослыми чозениями речных островах или бродят по склону сопки. В долине, где все бело от ягеля, встречаются только одиночки. Увидев нас, олени настораживаются, торопливо уступают дорогу или убегают, задрав короткие пушистые хвосты. Некоторые просто стоят и смотрят. Один изогнулся, поднял заднюю ногу и принялся чесать о нее выросшие на треть рога.

— Это он их ровняет, — объяснил Сергей. — Каждый олень ровняет по-разному, вот они неодинаково и растут. А у которого нога больная, рога вообще растут как попало…

Проторенная через тайгу нартовая дорога то огибает полоску высоких лиственниц, то поднимается на террасу, то ныряет в заросли ивняка. Оленей встречается все больше. За невысоким бугорком целый лес голов, украшенных рогами.

Сергей говорит, что в этой группе около двухсот оленей. Старые и молодые корбы, важенки, чалымы и совсем малыши — энкены. Я уже знаю, что телочка до года — гулка, после года явкан-немычан или просто немычан. А бычок — явкан-корб, явкан-мулкан и, наконец, корб. Говорю об этом Сергею, тот смеется:

— Молодец! Наверное, тоже хочешь стать бевденом?

— Кем-кем?

— Вот тебе и раз! А старики и вправду думали, что ты эвен. Бевден — это я. Олений пастух, значит.

Дорогу пересекает цепочка оленей, и тотчас из-за деревьев доносится крик:

— Эге-ге-ге-ге-ге-е-е! Ить-ить-ить! Ов-ов-ов!

Олени заторопились, а к нам подошел пастух, высокий, загорелый до черноты. Он сел на кочку и принялся стаскивать куртку.

Знакомясь со мною, пастух, не поднимаясь с кочки, буркнул:

— Вася, — и принялся рассматривать дырку на рукаве. Сергей присел рядом и, словно о ком-то постороннем, сказал:

— Не поверишь, вот у этого Васи в семье два Васи. Я думал, сводные или как-то иначе — ничего подобного — родные братики. Этот Вася родился, его отправили в интернат, потом еще трое детей родилось, их тоже в интернат. А когда родился пятый — решили назвать Вася. Представляешь, родители на полном серьезе забыли, что у них один Вася уже есть. Теперь имеют двух Васей, и ничего — живут.

Сергей вдруг вспомнил, что нужно вырубить заготовку на топорище, и отправился на поиски подходящей березы. Мы с Васей занялись костром. Наломали с сухостоины веток, пристроили у огня чайник с водой, набрали по горсти прошлогодней брусники. Приправленный этой ягодой чай очень вкусен.