Читать «Темные вершины» онлайн - страница 53

Алексей Юрьевич Винокуров

Он еще бранил их, и еще, и еще, кричал, плевался, но тут в карцер вошел новый человек, и Грузин затих. Вошедший был брюнет настолько жгучий, что, казалось, во всем мире выключили свет, с римским носом и твердыми, чуть брюзгливыми губами. С первого взгляда на него стало ясно, кто тут главный. И, возможно, не только тут, а и повсюду…

Секунду брюнет ласково разглядывал узника, потом вздернул подбородок и сказал, смеясь глазами:

– Значит, это вы и есть Максим Максимович Буш?

На этих словах Буш потерял сознание и повалился со своих тюремных корточек прямо на холодный каменный пол.

Глава 9

Город ночи

Очнулся он в доме Кантришвили. Лежал в гостиной на диване – мягко лежал, коричнево, покойно, тепло, даже есть не хотелось. Рядом сидел, плющил тугие диванные мяса Валерий Витальевич, улыбался ласково, по-отцовски, по-грузински, сиял умеренным светом любви и дружбы, и сразу забылись все на него обиды и что не шел так долго.

Может, оно и к лучшему, что не шел. Теперь он, Буш, изведал все пропасти человеческие, и как низко можно пасть, когда тебя мучают, – пусть даже только в сердце своем, а другим не видно.

Окна были открыты, чтобы свежий воздух входил беспрепятственно, склонившись голой веткой, трепетала, заглядывала в комнату из сада озябшая юная яблонька.

Буш вспомнил, что Грузин не верит в целительные свойства свежего воздуха, улыбнулся, перевел взгляд направо. Там, на высоком стуле, прямой, как аршин воткнули, торчал Коршун. Лицо у него было бледное, измученное, как будто в карцере все это время сидел не Буш, а он сам. Казалось, он постарел лет на десять, а то ли помолодел, с ходу не поймешь, уж слишком бледен и строг, и улыбаться не хочет. И еще кто-то был в комнате, но его Буш не видел, обзора не хватало, или, может, нарочно прятался, публичности не любил.

– Позвольте представиться, – сказал тем не менее невидимый, – Хабанера, Хорхе Борисович.

Буш заворочал головой, пытаясь отыскать все-таки глазами, сфокусировать. Но не мог, не давался ему невидимый образ, растекался по мысленному древу, а чувства не дотягивались ощупать, материализовать.

– Лежите, лежите, – проговорил Хабанера или как его там. – Не беспокойтесь. Не обязательно на меня смотреть, даже лучше вообще не видеть. Пусть я буду для вас голосом свыше, гласом судьбы или Бога, уж как вам самому угодно – тем более что примерно так оно и есть на самом деле. В вашем случае по меньшей мере.

Буш неожиданно для себя успокоился – судьба так судьба.

– А почему Хабанера? – только и спросил.

– Фестиваль молодежи и студентов, – отвечал ему голос свыше приятным баритоном, – помните, был такой, тоже судьбоносный? А может, и не фестиваль никакой. Может, просто папа – испанский студент, пусть даже и без фестиваля. Маманя, романтическая девушка, влюбилась в него без памяти – и вот родился я, к вашим услугам, так сказать, – не поймите, впрочем, буквально. А еще может быть, что я внук испанских грандов, спасенных от режима Франко, тоже нельзя исключать, разные есть версии. Теперь уж все равно не узнаешь, мать-старушка умерла родами, спросить некого.