Читать «Тем более что жизнь короткая такая...» онлайн - страница 48

Григорий Михайлович представил и нас с Козловым. Оба прочитали по стихотворению. «Хорошо!» – покивали нам слушатели. Но мне показалось, что они проигрывают тем, что читали Гиленко, Аронов, Бялосинская. Я удивлялся, как мало, оказывается, я знаю хороших поэтов.

Но через очень недолгое время Окуджава пришёл с красивой молодой актрисой, которая только что снялась в главной роли в фильме, сразу ставшем популярным. Она расчехлила гитару, которую принесла с собой, и, когда объявили Булата, с поклоном подала ему её, которую он так же церемонно принял.

– Вот, – сказал он, – парочка новых. Боюсь, что они ещё сырые, – и запел.

Кажется, он тогда пел «Полночный троллейбус» и «Сентиментальный марш». Но боюсь ошибиться. Потому что с места ему заказывали уже известные этим людям песни, и он охотно их пел.

Как я его слушал, Боже мой! Какое наслаждение испытал! Я, любитель Вертинского, Лещенко, Козина, обожавший русские романсы, чувствовал особое своеобразие песен Окуджавы, ни на кого не похожих. «Прост, как правда!» – вспомнил я, как ответил Горькому один рабочий о самой главной черте Ленина. И, отбросив за ненужностью Ленина с рабочим, сформулировал для себя основополагающий облик человека, поющего сейчас эти песни: «Прост, как правда!»

Меня довольно быстро приняли в члены этого объединения, занятия которого я старался не пропускать ни в школе, ни на заводе. Поступив на вечернее отделение университета, я пытался себя подбадривать, писал: «Что же делать? А делать нечего! / Делать нечего, знаю сам: / Днём работать, учиться вечером / И писать стихи по ночам». Но не бодрили меня эти слова. По ночам писать стихи не хотелось. Да и не писались они у меня по ночам. Остро встал вопрос о переходе на дневное. Я даже подумывал бросить филологический и подать стихи на творческий конкурс в Литературный институт.

Но дело было зимой. Однажды в университете я поймал взгляд девушки в красной кофте, посмотрел на неё пристальней и понял, что она мне нравится.

Надо сказать, что после истории с Нинкой, мне, можно сказать, не нравился никто. Была у нас в классе Лукашина, миловидная высокая второгодница, бандерша по своей натуре. «Ты нравишься такой-то, – говорила она мне о ком-то из одноклассниц, – не зевай». Но такая-то мне не нравилась. Однако у Лукашиной и без школы было много подруг. «Хочешь что-нибудь с ней иметь?», – предлагала она мне какую-нибудь из них. Почему же не хотеть, если и та хочет? Когда было тепло, мы шли в парк Горького, располагались в Нескучном саду. А холодно – лукашинские подружки готовы были и в подъезд поздно вечером с тобой зайти. И на чердак подняться. И – чего скрывать? – устраивались мы и на скамейках в безлюдных местах. Радости при этом я не испытывал.

Так что могу сказать, что девушка в красной кофте мне по-настоящему понравилась впервые.