Читать «Театр абсурда. Во что превратили Россию» онлайн - страница 19

Нам удалось создать Межреспубликанский совет, который не по указке из Центра, а самостоятельно распределял средства, разрабатывал культурные программы, привлекал внебюджетные источники финансирования.

Я был не просто чиновником, а человеком из профессии, знающим насущные проблемы творческих людей. Более того, я продолжал работать как актер и режиссер, а, значит, был внутри процесса. Дверь кабинета министра была открыта для всех, и многие через министра были услышаны и Президентом, и Правительством.

И не только услышаны, решались многие профессиональные проблемы. Именно в 1989–1991 гг. степень профессиональной солидарности кинематографистов, театралов, живописцев, композиторов была весьма высока.

Я не говорю, что в этом моя заслуга. Нет. Просто я думаю, люди поняли, что с приходом во власть профессионала, можно быть понятым, а значит можно работать вместе с властью. Спросите об этом Растроповича, Ю. Башмета, В. Спивакова, С. Безродную… И это только в музыке. Сейчас они по-разному относятся ко мне, но тогда… Спросите.

И, наверное, не случайно двенадцать министров культуры бывших союзных республик обратились после развала Союза к Б. Ельцину с просьбой сохранить координирующий орган власти в области культуры.

– Кстати, из области «хорошего и полезного». Сохранилось ли сейчас прежде крепкое театральное братство?

– Нет. И последний съезд СТД РФ (а один из делегатов расшифровал эту аббревиатуру как Союз театральных дельцов) это показал. О каком братстве может идти речь, когда девятый год на глазах у театрального «братства» уничтожают театр «Содружество актеров Таганки», которым я руковожу, и не нашлось человека в СТД, который бы просто обратил на это внимание. Девятый год!.. Ни копейки из бюджета Москвы, а это московский театр. Сто пятьдесят коллег, живущих почти впроголодь. Это не в упрек СТД. Я понимаю, что проблема нашего театра носит политический оттенок. Но грустно сознавать, что у коллег за исключением, пожалуй, одного-единственного Виталия Вульфа, не нашлось добрых слов поддержки. О каком братстве Вы говорите?

– А как с этим обстоят дела в кинематографии?

– Ничуть не лучше.

– В дни, когда не хватает добрых светлых картин, пронизанных идеями милосердия и гуманизма, не хотели бы вы вновь обратиться к кинематографу?

– Если бы идеи милосердия, справедливости были востребованы нашими продюсерами, я, конечно, снял бы еще картину.

Профессия режиссера уникальна, одиночество – одно из базовых ее основ. Мне всегда была необходима исключительная сосредоточенность на теме. Только одиночество дает такую возможность. Мой незатейливый фильм «Пришел солдат с фронта», по показателям кассовых сборов, просмотрело 68 миллионов зрителей. Конечно, в этом большая заслуга автора сценария Василия Шукшина, актерского ансамбля, где вместе с профессионалами М. Глузским, И. Мирошниченко, снимались типажи, простые крестьяне. Но главное все-таки – сострадание, которым пронизана картина. Люди, воспитанные на литературе Толстого, Достоевского, Чехова, хотят видеть кино в традициях, свойственных нашей культуре. Но для продюсеров сострадание не прибыльно. В результате отечественный кинематограф утратил свое лицо. Кинематограф, некогда входивший в тройку лучших кинематографий мира, всего лишь за десять лет превратился в ничтожный бессодержательный полуфабрикат американского боевика или мыльной оперы. И все же серьезные художники пытаются осмыслить сегодняшний день. И делают это талантливо. Я имею в виду «Брат» Балабанова, «Кавказский пленник» Бодрова… А вообще я согласен с критиком Т. Москвиной: «Смотреть на кино тяжело».