Читать «Татьяна» онлайн - страница 35

Николай Владимирович Блохин

Вышки для костров, что бы сигналы подавать готовы?

– Да они всегда готовы, стоят и стоят... если мы победим,.. эх, прости Господи, огонь без дыма, если... то черный дым, к осаде готовьтесь.

– Василек, ты знаешь какой самый страшный грех для священнослужителя вот в таком положении как сейчас?

– Ну раз так спросил, то сам и отвечай.

– Дурную надежду успокоительную в пасомых вселять. И сейчас я говорю тебе, молись вот так как сейчас сказал, стой на Оке насмерть и знай, твердо знай, коли будешь так молиться как вот только что сам мне наказывал, удесятерится сила твоя! Не знаю как, но спасена будет Святая Русь. И про себя знаю, коли выдюжу молитву такую, которой ты приказал мне молиться, – не придется на вышках дымом черным сигналить. И не успокоением я тебя сейчас баюкаю, а как власть имущий, Богом мне властью данной, говорю тебе, – как Сергий – старец твоему отцу говорил: иди на безбожников, князь, и будут они посрамлены. Тебе ведь благодаря ожил я сейчас!... Эй, Василек, выше носок! Утром еще, вот только что еще, развалиной я был, мысли путались что, как, куда? Прости Господи...

Минута слова твоего и вот я – митрополит Московский, отец пасомых моих, твой духовный отец! А ты, что ж, Василек, слово сказал и сам своего такого дерзновения испугался? Негоже нам такого дерзновения пугаться, таким дерзновением жить надо, коли мы Святая Русь, коли мы домочадцы дома Пресвятой Богородицы! Иди к войску, я сейчас выду. С князем Данилкой, вот, разберусь только.

Князь Данила ходил из угла в угол туда – сюда. В одном из тех углов сидел старинный друг – приятель, купец-откупщик Новгородский Павел Милюгучьев, в другом притулился отпущенный Тамерланом елецкий крестьянин Владимир. Сюда почему-то привел его митрополит Киприан и здесь велел ждать. Князь Данила громко и нервно говорил:

– Вообще-то за такую твою весточку, слышь, ты, елецкий, тебе б надо как в сказке, голову с плеч.

– Спасибо на добром слове, княже, Тимур пожалел, а тебе, значит, голова моя понадобилась. Вообще-то за такую мою весточку подарками одаривать надо, а не голову с плеч.

– Совсем ты сдурел, елецкий, тебе еще и подарки!

Гляди, Милюгучьев, я думал, что наглее твоих новгородских, да моих рязанских, только мы с тобой, сами новгородцы-рязанцы, а тут еще вот ты поди ж ты, елецкие—то поширше.

– Нет больше елецких, один я...

– Да, – один! И еще вякаешь тут брякаешь чего-то, вест-ни-чек, ух!... А Тамерлан-то, прав ты елецкий, он – то пожалел! И не только тебя. Че – во зенками лупаешь? Слово – то ведь его, действительно – сло-во! Не нарушит. Знаю я его. И вон, новгородец тоже знает его, сидит, вон, потупился. Ну, Пашка, скажи, аль не прав я?

– Прав, – сказал новгородец Павел Милюгучьев и поднял глаза свои на елецкого. Аж вздрогнул елецкий, хлестче тимуровых стреляли в него глаза купца-откупщика новгородского.

– И откуда ж вы его так знаете?

– А оттуда! Торговые дела с ним имели! Еще когда он в Туркестане со всеми этими шахами—падишахами возился. А я шелк вез из Китая, – новгородец поднялся и тоже стал ходить туда-сюда, и ему ничего не стоило просто отнять мой товар и,.. – задницу мою на один кол, а голову на другой...А он сказал – вези куда везешь и слово дал, что никто меня не тронет. И вот я здесь! Обещал он тебе, что не пойдет на нас коли плюнешь ты на икону, так и не пошел бы, коли слово он дал. А он – дал!