Читать «Тайна кавказских долгожителей» онлайн - страница 4

Рассказ Карла Мая сделал меня иным человеком. С тех пор мне тоже хочется жить, я имею в виду - нравится жить. Даже видя, куда катится мир, то есть наш мир. Может быть, это пойдет ему на пользу, думаю я с тех пор: пусть он поглядит на человека, который попадает не во все расставляемые им ловушки. Я стараюсь быть кавказцем, хотя и на свой лад. Кое с чем, конечно, приходится мириться. Так, у меня нет лошади, а ем я, если вообще хожу обедать, обычные натуральные бифштексы из Аргентины. И русских не трогаю, по крайней мере до тех пор, пока они не трогают меня.

Пия и Хунь

(Китайская история)

Не знаю, помните ли вы, что я был в Китае. Хотя я точно рассказывал и даже писал об этом, но это было давно, очень давно. Китай был совсем не тот, что сейчас, а я и подавно. Я был молод и неотесан, оброс, как леший, и полон сил, как берсеркер. У меня была девушка, пианистка, ее звали Пия, я любил ее, а она меня, я так и говорил тогда, и это была чистая правда, а потом она бросила меня, чтобы начать в Китае новую жизнь. И вообще я про все это уже рассказывал - только не про самую кошмарную часть истории. Пока свою драму переживаешь, как про нее расскажешь?

Ну, и там был, конечно, один китаец, который тоже сыграл свою роль - раз уж мы заговорили о драме, тем более что это и в самом деле была драма, а то и вообще трагедия, потому как сердце у меня обливалось кровью, а мне приходилось делать хорошую мину при плохой игре, причем очень долго и очень хорошую, вместо того, чтобы взять да и набить Пии морду. Или ему, то есть этому китайцу. И мне никто слова бы не сказал. Да тогда никто и не подумал бы, что это расизм. До Китая тогда было дальше, чем до Луны.

Пиин китаец был, естественно, из Китая - из Шанхая, если уж говорить точно, - и изъяснялся языком образованного мандарина, а уж писал он на этом языке так, что его разрисованные тушью письма напоминали занавески, по которым как птицы порхали его любовные излияния. А переводить их приходилось мне, потому что Пия не понимала по-китайски, а я понимал - только не спрашивайте меня, как я этому научился, расскажу потом, - и еще видеть при этом, как моя Пия прямо-таки тает от счастья, слыша, как я перевожу прямо с листа: "я люблю тебя" или "очертания твоей груди воспламеняют жар моего сердца". Лицо у нее делалось отрешенным, точно ей слышался зов неба, а взгляд не отрывался от моих губ, пока я излагал по-немецки эти чертовы поэтические откровения китайской души.