Читать «Таежный бурелом» онлайн - страница 29

Дмитрий Петрович Яблонский

— Ишь, добряк выискался! А если бы Тихона не спас георгиевский крест, из него, думаешь, при расстреле водица потекла, а-а? Долго будем вот так, сложа руки, ждать, пока нам шеи свернут? Действовать надо! Вот закончим охоту, заверну ералаш, не возрадуются казачишки.

Никита усмехнулся.

— Горяч, Федот, как необъезженный жеребец. Не играй с когтем медведя, не хватай волка голой рукой за хвост.

— А ты как, дядя Сафрон?

Старик, не ответив, окинул сыновей посуровевшим взглядом, толкнул ногой дверь, вышел наружу.

— Ну, теперь будет думать, — недовольным голосом сказал Никита. — Задал Тихон старику хлопот. А к чему? Все равно не устоим, Жуковых не враз собьешь. У нас ни пороха, ни свинца. Против казачьих пулеметов с кремневым ружьем не развоюешься. Город — другое дело, мастеровщина, она башковитая…

Федот стукнул прикладом драгунки о пол.

— Хочешь костер распалить, а дрова рубить дяде из соседнего села? Мастеровых раз-два и обчелся, а нас, мужиков, как мурашей. Не зря Ленин вон пишет, чтобы крестьяне рабочих поддержали.

Спор разгорелся. Младшие братья неодобрительно поглядывали на Никиту, не соглашались. Дениска пытался было вмешаться в спор, но отец так на него посмотрел, что у того во рту пересохло.

А Сафрон, выйдя во двор, присел на бревне у жарко горевшей нодьи, опустил голову на колени. То, о чем написал Тихон, взволновало старика. После ареста сына он другими глазами смотрел на мир. Немало способствовал этому и суховей, погубивший все хлеба в Раздолье. Зажали богатеи село в ежовые рукавицы. На кабальных условиях Жуков отпускал зерно, дробь и порох. Сафрон в эти дни пристрастился к газетам, которые невесть каким ветром заносило из Владивостока в далекое Раздолье. Настойчиво, день за днем разбирался в событиях. Прочитал он и статью Ленина «Новый обман крестьян партией эсеров». Главное прочно отложилось в памяти. Протест эсеров против решения Второго Всероссийского съезда Советов о конфискации помещичьих земель возмутил его. Партия, которую он считал крестьянской, обманула, предала.

Кто другой, а он-то на себе испытал и плеть помещика и всю унизительность рабского положения русского мужика. Младшие братья с Орловщины пишут, что они при советской власти землю получили. По-новому живут крестьяне после декрета о земле, сами решают свои дела. Помнит он, ох, как хорошо помнит, как на Орловщине односельчан спрашивали: «Чьи будете?» И крестьяне, согнувшись в три погибели, отвечали: «Мы господ Юсуповых!» А вот и вздохнул мужик, свое имечко вспомнил.

Как ни прикидывай, как ни спорь, а у большевиков и крестьянская правда. В это смутное время только большевистской партии, только Ленину можно верить.

С этими мыслями старик вернулся в зимовье.

Сыновья притихли. Ждали, когда заговорит отец. Глаза Федота требовали ответа. Дениска, косясь на отца, весь подался к деду. Тот повесил полушубок на гвоздь, подсел к столу.

— Пожалуй, Федот прав. Вон и Тихон о том же пишет. Недобитый зверь опасен. Вот только, с какого бока к берлоге подступиться?

— К берлоге, дядя Сафрон, одна тропка!.. — обрадовался поддержке Федот. — Плох охотник, который не освежует зверя. Тихон вон пишет, во Владивостоке фабрики и заводы у буржуйского сословия отбирают, а у нашего живоглота и винокуренный завод и паровая мельница… Гнет атаман мужика в три погибели, аж хребет трещит. До каких пор задарма будет сдавать пушнину?