Читать «Сын террориста. История одного выбора» онлайн - страница 18

Мы сворачиваем на пыльную парковку, и я вижу, что нас уже поджидает Амму Ибрагим; рядом стоит еще одна машина, и в ней полно папиных друзей. Дядя облокотился на крышу своего седана, а его сыновья радостно носятся по площадке, поднимая облака пыли. Дядя в футболке с картой Афганистана и словами: “Помогайте друг другу в горе и в радости”. Все мужчины желают друг другу мира, потом один из них открывает багажник машины, а там полно пистолетов и автоматов АК-47.

Мишени — безликие человеческие силуэты — установлены перед крутой высокой песчаной насыпью. На каждой мишени мигает желтая лампочка, а вдали видны вершины холмов, покрытые еловым лесом. То и дело выскакивает какой-нибудь заяц, напуганный треском выстрела, и стремглав убегает.

Первыми стреляют Баба и Амму, потом уже мы, дети. Какое-то время мы стреляем по очереди. Я понятия не имел, что мой отец стал таким мастером. Что касается меня, то автомат слишком тяжел для меня и точность у меня хуже, чем у моих двоюродных братьев, которые дразнят меня всякий раз, когда я мажу по мишени и пуля попадает в насыпь, вздымая фонтанчик песка.

Низкие тучи накрывают стрельбище. Становится темнее. Начинает моросить дождь. Мы уже собираемся уезжать, когда во время моего последнего выстрела происходит странная вещь: я случайно попадаю в лампочку на мишени, она разбивается вдребезги — я бы даже сказал, взрывается — и поджигает человеческий силуэт.

Я что-то сделал не так? Съежившись от смущения, я боязливо поворачиваюсь и смотрю на отца.

Как ни странно, он улыбается и одобрительно кивает.

Стоящий рядом с ним Амму смеется. У них с отцом очень близкие отношения. Он уже и тогда наверняка знал, что мой отец собирается убить Кахане. “Ибн абу”, — говорит дядя, широко улыбаясь.

Эти слова Амму еще много лет будут меня мучить, пока я не осознаю, что мой дядя был совершенно неправ насчет меня.

“Ибн абу”.

Каков отец, таков и сын.

5

Январь 1991 года. Исправительное учреждение Рикерс-Айленд, Нью-Йорк

Мы бесконечно долго ждем, когда приедет микроавтобус. Мы стоим на огромной парковке — самой большой из тех, что я когда-либо видел, — и мир вокруг серый и холодный, делать тут нечего, смотреть не на что, кроме серебристого фургона с фастфудом, окутанного туманом. Мама выдает нам пять долларов, и мы бредем сквозь туман к фургону, посмотреть, что там есть. В фургончике, помимо всего прочего, продаются кныши. Я никогда не слышал этого слова — оно словно из какой-то сказки доктора Сьюза и звучит так клево и странно, что я сразу же покупаю кныш. Оказывается, это какая-то сильно зажаренная штука с картошкой внутри. Когда я стану постарше, я узнаю, что кныш — это типичная еврейская выпечка, и вдруг вспомню, как я от души намазал один такой кныш горчицей и с жадностью слопал его по пути в тюрьму на острове Рикерс-Айленд, где мой отец ждет суда за то, что застрелил одного из самых выдающихся и неоднозначных раввинов в мире.