Читать «Счастье ходит босиком» онлайн - страница 28

Дунькина радость

Дуньку звали не Дунькой, а совсем наоборот – Элеонорой. Точнее, у нее было два имени. Одним – праздничным и заграничным – ее одарили родители в тайной надежде, что на дочке закончится серость, безденежье и какая-то тупая закольцованность их жизни, когда сегодня похоже на вчера так же, как на завтра. Ну сами посудите. «Элеонора отбросила вуаль и смело взглянула в глаза князя». Звучит? А вот «Элеонора сунула ноги в разношенные боты и погнала скотину со двора» – вроде как железом по стеклу. Так родители заманивали перемены, задабривали случай. Заискивали перед судьбой. Через имя пытались пробить окошко в другую жизнь. Искренне веря, что другая – обязательно лучше.

Про другую жизнь им пела Майя Кристалинская. Там было чисто, хрустально и трогательно: нежные женщины и влюбленные в них мужчины. Пейзаж за окном эту идиллию разрушал. Может, поэтому, когда смотрели телевизор, старательно задергивали шторы. В деревне, где жили родители Элеоноры, было много труда, водки, тоски и веселья. Но не того веселья, о котором пел Хиль в своем симпатично-стиляжном «Тро-ло-ло», а громкого, с похабными шутками, угарного, сползающего в драки, переходящие в братания. Детство Элеоноры проходило в советской деревне, еще не знающей, что скоро она станет постсоветской.

Второе имя пришло само. В сельмаге было негусто с выбором, да вообще там было негусто. Чтобы порадовать дочку, родители часто покупали простенькие карамельки, называемые в народе «Дунькиной радостью». Маленькая Элеонора так им радовалась, что вызывала неизменное: «Ну чистая Дунька!» С того и пошло.

С двумя именами жить оказалось очень удобно. Если ребята на улицу зовут, то можно ответить: «Элеонора еще уроки не сделала, нечего ей с вами шастать». А когда скотина не кормлена, то крик столбом: «Где эту Дуньку черти носят?» Она и сама быстро освоилась с двумя регистрами, умело переходя с одного на другой. Первая попытка соседского пацана поцеловать ее была срезана вопросом: «Думаешь, Дуньку нашел?» В мечтах маячил смутный образ стоящего на одном колене мужчины, который в этой неудобной позе откровенно признавался: «Элеонора, без вас мне не жить».

Но мечты мечтами, а жить надо правильно, то есть конспиративно. Прилюдно мечтать следовало о приходе коммунизма. Дунька это понимала не хуже остальных. Вообще она росла сметливой и смешливой. Тему для выпускного сочинения выбрала «свободную», хотя свободы там наблюдалось мало. То есть свобода должна быть правильной, идейно выверенной. Выбор пал на книгу Виля Липатова «И это все о нем», в которой молодой парень боролся с мещанством до того истово, что плохо кончил. Дело завершилось летальным исходом.

Природная смекалка подсказала, что эпиграфом к выпускному сочинению лучше взять не Белинского, а Брежнева, приписав ему пафосную фразу про дух коммунизма, обуявший молодые сердца. Со ссылкой на какой-то съезд. Брежнев такого не говорил, ему в последние годы жизни и говорить-то трудно было. Но Элеонора быстро смекнула, что разоблачать ее никто не будет. Какие к ней претензии? Съезд прошел? Прошел. Мог Брежнев такое сказать? Не просто мог – обязан. А если не сказал, то это его прокол, конкретная недоработка. Элеоноре претила такая халтура, но Дунька пришла на помощь, взяла грех на себя. Кажется, это был единственный элемент творчества в выпускном сочинении. Остальное она списала со шпаргалки, заменив борьбу с фашизмом на борьбу с мещанством. Нет, книжку «И это все о нем» она не читала, но кино смотрела, с красавцем Костолевским в главной роли. При плотно зашторенных окнах, чтобы не вносить стилевой диссонанс между экраном и картинкой за окном.