Читать «Сценарий убийства» онлайн - страница 44

На секунду Эрлих застыл, неспешно изучая молодую аудиторию. Шум начал спадать. Постепенно стихая, зал окончательно успокоился к моменту, когда Эрлих заговорил.

Мягкий, как шелк, его голос поплыл над головами слушателей, быстро овладев их вниманием. Сначала его почти не слушали, и голос звучал совсем тихо. Но чем дольше вы прислушивались к этому голосу, тем сильнее он отзывался внутри вас – как отзвук идей, некогда вас посетивших, но не осмысленных. Начало лекции казалось даже слишком простым.

– Позвольте начать с самого начала. Данный курс посвящен истории развития европейской мысли двадцатого века. А значит – интеллектуальной истории Европы века девятнадцатого. Говоря более конкретно, – продолжал Эрлих, улыбнувшись и обозначив мысль кивком, – посвящен истории мысли двадцатого века, которая всецело определена и обязана своим развитием личности одного человека, Фридриха Ницше, довольно спокойно закончившего дни в 1900 году. Трудно представить дату, более подходящую для установления исторической общности между двумя столетиями. Общности, возможно, подталкивающей кое-кого из нас к мысли, что, несмотря на утверждение Ницше, Бог все-таки мертв.

Эрлих не жестикулировал и не расхаживал туда-сюда, в нем совершенно не было резкости, обычно помогающей передаче настроения. Слетая с его губ, слова как будто начинали собственную жизнь.

– Но все наиболее серьезные интеллектуальные идеи и литература двадцатого века так или иначе связаны с творчеством Ницше. Все девятнадцатое столетие, от Гегеля до Ницше, в каком-то смысле отвечает на вопросы века восемнадцатого, отчасти Канта и особенно – Руссо.

Сделав паузу, он мягко улыбнулся, словно желая разделить смущение аудитории, и обвел глазами переполненный зал.

– Мы обозначили проблему. Двадцатый век определяется веком девятнадцатым, а девятнадцатый стоит на плечах восемнадцатого. Как я понимаю, вы уже догадались, что дело этим не заканчивается. В предположении, что мы действительно хотим начать с самого начала, изучение истории научной мысли двадцатого века следовало бы вести от Платона и Аристотеля. На что, разумеется, потребовались бы годы, так что для простоты мы пропустим начало, которое Аристотель, напомню, определял как «больше, чем половина», и сделаем, что сможем. Однако, – озорно блестя глазами, продолжал Эрлих, – поскольку Ницше не умер до 1900 года, я полагаю, напоследок позволительно сказать слово-другое о его влиянии в последующий период. Важно знать – особенно когда мы читаем произведение двадцатого века, – какие книги изучал его автор. Всякий, желавший освоить научный способ мышления и написать нечто, достойное внимания других, читал Ницше.

Позвольте дать три примера его влияния и три примера того, как двадцатый век изменился под влиянием сочинений Ницше. Самым глубоким мыслителем двадцатого века был Мартин Хайдеггер. Лучшее из его наследия – это знаменитый, хотя и незавершенный труд «Бытие и время». Скорее, это лекции, в которых Хайдеггер комментирует Ницше. А самый глубокий роман двадцатого века, «Доктор Фаустус» – роман о гении и безумстве, который его автор, Томас Манн, считал книгой века, – это произведение, в главном герое которого безошибочно угадывается Ницше. Такова, вероятно, прихоть истории: величайшее произведение немецкой литературы, написанное величайшим из немецких писателей, было создано не на германской территории, а именно здесь, в Лос-Анджелесе, после того как нацисты выслали Томаса Манна из Германии.