Читать «Суперчисла: тройка, семерка, туз» онлайн - страница 177

Никита Михайлович Ишков

О чем бы я не заговаривал с Сен-Жерменом, наша беседа постоянно скатывалась к прошлому. Вот еще одна приметная черточка из составленного мной секретного описания этого «чудо-человека» — более интересного рассказчика мне до сих пор не доводилось встречать. Даже наглец и краснобай Казанова, ныне неукротимо перелицовывающий свою биографию с целью добавления любовниц и улучшения их породы и титулов, в чем он определенно теряет чувство меры и, я бы сказал, рассудок, — и тот слушал графа, раскрыв рот.

Сен-Жермен не потерял и капельки своего искусства увлекать слушателя разговором. Стараюсь записывать дословно… Вчера мы вновь обратились к былому…

— Да, мой молодой друг, когда-то этот зал знавал лучшие времена. Я имею в виду не кухню и не количество посетителей, а публику, которая бывала здесь.

— Все изменилось после Конвента, — согласился я.

— Да, после Конвента все изменилось. Говорят, что именно здесь якобинцы намеревались устроить свой клуб, с тех пор эти стены выглядят совсем по-другому. Они словно пропитались кровью… Вас порой не душат воспоминания, мой друг? — неожиданно спросил Сен-Жермен.

— Я не так много грешил, чтобы просыпаться в холодном поту или усердно каяться. Тем не менее я согласен с вами — становится грустно, когда вспоминаешь, какое это было уютное местечко. Когда-то я встречал здесь самого маркиза де Буафи. Он приходил сюда со своим кузеном.

— У маркиза было два кузена, вы имеете в виду Анри? — уточнил граф.

— Нет, старшего. Его отец или дед в начале прошлого столетия, кажется, возглавлял парижскую полицию.

— Это был его дед, Федо де Марвиль, секретарь Парижского парламента. Когда его назначили генерал-лейтенантом полиции — это случилось в 1740 году, — он занимал место рекстмейстера. Удивительно тонкий был законник, имел склонность к хорошей шутке. Был дружен с принцем Конти. Еще тем, старым…

Я вопросительно изогнул бровь, тем самым показывая, что жду продолжения рассказа. Более всего на свете меня пугала собственная непростительная неосторожность, слишком откровенный вопрос, который мог спугнуть собеседника, который, по словам мадам де Жанлис, буквально менялся в лице, когда в нем признавали графа Сен-Жермена.