Читать «Струна (сборник)» онлайн - страница 36

А Федор Ильич Сурядов – на корме, покойно слушал, как работает мотор. Лодка шла явно не очень быстро, твердо ударялась о волны, словно всякий раз налетала на камень. Именно так нередко кажется. Но это была иллюзия.

– Старик Мирошников, – сказал наконец Анутов, – пусть заново посмотрит тупиков у щели Леонтьева, хоть польза будет для дела.

Сурядов, подумав, наверняка кивнул, чтоб не обидеть. Анутов был одинокий парень, большой работяга, и немолод, здесь жил и весну, и осень до самых холодов.

Хотя, конечно, только он, Федор Ильич Сурядов, старший лесник, был теперь единственный у него подчиненный. Мирошников, Евгения Ивановна, я, понятно, были сами по себе.

– Федор Ильич, – сказал Анутов, – посмотри, так и летает, стервь, как юнкерс! У него еще штука такая – помнишь? – под мотором.

– Мгу, – кивнул Сурядов. Никакая летящая чайка не была, конечно, похожа на юнкерс. Сурядов прошел всю войну, но уже плохо помнил все фрицевские самолеты, а Анутов знал их наперечет. Потому что ему-то в войну было четырнадцать лет.

Наконец, они пристали к берегу в Мертвячьей губе. Анутов пошел вперед, а Сурядов, взвалив на плечо привязанный к моторке веревкой якорь, потащил его подальше. Сам же по ходу дела внимательно глядел под ноги и по сторонам. Был отлив, и галька была как вещевая лотерея. Однако в камнях лежала принесенная волной всякая дрянь: траловые бобенцы-поплавки, банки из-под консервов, белые от соли тряпки. Как всегда.

Потом, он говорил, заметил палубную швабру, это была полезная вещь. Наконец, по счастью, разглядел красную авторучку. Опустив якорь, потер ручку полой мундира, в петлицах мундира у него были перекрещенные медные дубовые листья, хотя на островах цвела одна вороничная тундра и никаких деревьев выше колена. А вот ручка, он отвинтил колпачок, была хорошая.

Почему губу называли Мертвячьей, Федор Ильич прекрасно знал: наскочил в войну поблизости на мину транспорт, и на отмель выбрасывало из моря трупы.

Да и все птичьи базары назывались не зря поименно. Аксюткина щель и Леонтьева щель, откуда сорвался сверху Леонтий, и был еще свеженький Никиткин базар. А все остальные были пока под номерами.

– Эти сволочи, – сказал ему, подходя, Анутов, он тяжело дышал, – у меня еще дождутся, понял?!

Федор Ильич сочувственно закивал, держа под мышкой швабру, а в кулаке зажав авторучку. Сволочи – это были матросы с берегового поста СНИС, которые воровали на ближних скалах яйца и даже жарили птиц.

Бешеные глаза Анутова под капитанской фуражкой стали совсем как щели.

– Тут, может, забыли, – наконец проговорил он медленно, сквозь зубы, – простую вещь. У меня есть право расстреливать людей, – сказал Анутов, глядя Федору Ильичу в лоб. – Без суда, Федор Ильич! Ну? – Мотнул он головой. – Пошли?…

И они пошли. Анутов впереди, за ним, безмолвно, Федор Ильич, не выпуская швабры.

Анутов уже влез на плоскую гранитную глыбу, загорелый, плотный, как боцман. У него на груди висели разноцветные кольца (откуда взял? вытащил, наверно, из карманов).

Федор Ильич, запрокинув голову, поглядел наверх. На чертовой высоте сидели птенцы бакланов, огромные, как птеродактили.