Читать «Страшные сказки для дочерей кимерийца» онлайн - страница 208

— И вот что я вам скажу: никакой она не ребенок, а самая настоящая ведьма! — Молоденькая большеглазая служанка неловко вытирает потный лоб тыльной стороной предплечья, стараясь не испачкаться в муке. Помогает мало — от замешиваемого теста ее руки белые чуть ли не по локоть, и на лбу теперь тоже остаются белые полосы. — Там все кровищей было так и залито, собственными глазами видела, вот с места мне не сойти!

— Ой, Иштар милосердная, страсти-то какие!

— Вот и я про что говорю: истинные страсти! Простой ребенок не выжил бы после такого, ну или плакал бы и мамку звал, а она еще и проклятия насылает! Черную пиявицу какую-то, я собственными ушами слышала! Меня аж в дрожь кинуло… Да к тому же про полнолуние спрашивала. Верный признак — ведьма!

— А про полнолуние-то почему?

— А вы что, не знаете?! — В голосе молоденькой служанки — мрачное торжество: наконец-то ей удалось хоть чем-то поразить этих гордых городских задавак, вечно воротивших носы и называвших ее деревенщиной. А вот, оказывается, эти замковые зазнайки не знают простейших вещей, известных в деревне любой сопливой девчонке.

— Ведь в полнолуние-то у проклятий самая сила!

Наступило небывалое — во всяком случае, ранее не бывалое на кухне, ну разве что в самые глухие ночные часы: тишина. Только шкворчало-кипело-гудело на плите, а более ни одного голосочка, и даже крышкой никто не брякнул. Молоденькая служанка оглядела оторопевших товарок, пряча довольную ухмылку: то-то же! Будут знать, как деревенщиной обзываться! Добавила, как припечатала:

— Тут, конечно, кто как знает, а вот я бы предпочла в полнолуние оказаться как можно дальше от замка! Проклятье — оно ведь не будет разбирать, кто прав, кто виноват… Проклятье — оно на всех!

И так крутанула тесто, что-то аж взвизгнуло под ее пальцами.

Товарки вздрогнули — все одновременно, словно заранее сговорившись.

* * *

Из посланных в тот день на базар за продуктами для кухни служанок обратно в замок не вернулась ни одна.

* * *

Плетка-девятихвостка — это не больно. Совсем. Если ты — кукла из рваной тряпки. Кукле не бывает больно.

Куклу бросили на скамейку и бьют с оттяжкой. Но кукле не больно. Кукла смеется нарисованными губами. Нарисованными глазами видит кинжал на поясе палача — как его имя? Кукла не помнит. У куклы нет рук, ей нечем взять кинжал.

И это хорошо.

Потому что слово дочери короля нерушимо.

Кукла не помнит, кто такая дочь короля и почему нерушимо ее слово. Но это и не важно. Важно лишь то, что сегодня последний день перед полнолунием.

* * *

— Я тебе не рассказывал, как удрал из темницы властителя Сарка? Считается, что из нее невозможно удрать, а я… Да неважно, за что я туда попал, подумаешь, перепутал свой кошель с чужим, не мудрено, мой-то тощий был, не сразу и нащупаешь, а у того купца раздутый такой, вот рука случайно и…

Конан отступил в тень, не желая мешать, но резкий голос Сая, прерываемый мелодичным смехом Атенаис, слышал еще долго, хотя слов уже разобрать не мог. Тут все в полном порядке. Откуда же эта тревога?