Читать «Страстная невеста для ненасытного Дракона» онлайн - страница 10
Константин Фрес
От боли она кричала, извиваясь и корчась, как еретик на костре. Ей казалось, что все ее суставы выламываются, крошатся, мышцы рвутся, словно гнилые нитки, и она лишь усилием воли удерживает себя от того, чтобы грудь ее не вскрылась, обнажив бьющееся горячее сердце.
В эти страшные минуты, наполненные страданием, длящиеся бесконечно, ей казалось, что если она не выдержит, если она не перенесет боли, ее не станет. Тьма поглотит не только ее тело, но и пожрет душу, и тогда всему настанет конец. Мир рухнет, ее разум потонет в безумии, и станет совсем плохо…
Клэр выла и билась, чувствуя, как кожа ее горит, словно кто-то разрисовал ее острым лезвием, оставив тысячи кровоточащих насечек, и усилием воли держала, держала затухающую искру разума в голове, долго, невыносимо долго, пока боль, наконец, не отступала и не утихала, как покоренный шторм, уступивший упрямому капитану. Клэр, тяжело дыша, стихала тоже, бессильно обмякнув на постели.
Приступы начались у нее недавно. Или давно — если измерять время часами, наполненными болью, страданием и ужасом. Года два назад первый из них — не самый сильный и не самый страшный, — скрутил ее, и она полночи билась и рыдала, чувствуя, как тьма подступала к глазам, грозясь затопить весь мир. Было очень страшно; впервые за свою недолгую жизнь Клэр познала настоящий ужас.
Что нищета, что голод?
Эти вещи она познала слишком рано. Сирота, выкинутая безжалостной рукой на улицу еще во младенчестве. Добрые люди подобрали ее едва ли не в сточной канаве, не дали погибнуть, но жизнь ее радостнее и беззаботнее они сделать не могли.
С самого раннего детства Клэр знала, что такое тяжкий труд. Носить воду, таскать тяжелый уголь в мешках, натирать до блеска полы… и получать за это мало, слишком мало. Краюшку хлеба и, быть может, кусочек вяленого мясца в удачный день. Можно было есть бананы и апельсины, растущие в роще неподалеку, но ими разве насытишься, если приходилось таскать тяжести и целыми днями с поручениями бегать по городу.
Ею помыкали; ее унижали, а потом хозяин увидел ее приступ. Она металась, визжала и билась, как кошка, с которой заживо спускали кожу, и ее крепки зубки перекусили чурку, которую она привыкла зажимать, чтоб никто не слышал ее криков.
Именно тогда она услышала брезгливое и страшное, как как раскаленное клеймо, слово «одержимая».
— В мешок ее зашить да утопить, — прошипел хозяин с отвращением, отряхивая ладони хранящие влагу ее тела. Пот, слюни, кровь — она все же искусала себе губы и язык, когда спасительной деревяшке пришел конец. — Еще припадочных тут не хватало.
Клэр только пришла в себя, тело ее все еще дрожало после пережитой боли, но разум работал на удивление ясно и холодно.
Что?!
Утопить?!
Клэр знала, что хозяин слов на ветер не бросает. Это была не шутка, не сгоряча высказанная досада и неприязнь — это был приказ, простой и страшный в своей простоте. Чьи-то крепкие руки ухватили ее за лодыжки, сдергивая с деревянного топчана, и Клэр поняла, что от смерти ее отделяет всего лишь три биения сердца. Три кратких мига.