Читать «Страна Эмиграция» онлайн - страница 5

То, что я пишу может показаться совершенно абсурдным — мечтать об измене и восторгаться теми, кто возвращался на верную гибель. Мне это самому казалось не совсем нормальным, пока я не прочёл строки Набокова.

«Но сердце, как бы ты хотело, Чтоб это вправду было так: Россия, звезды, ночь расстрела И весь в черемухе овраг»

Тогда я конечно не знал Набокова, но предвидел прочитанное позже. Он знал тоску по утраченному — я её представлял. Я думаю, что если бы тогда чудом я оказался на чужбине я бы подписался под каждым словом писателя.

Я ещё любил Россию. Во мне было любопытство, было желание попробовать соблазны заграницы, но счеты с Родиной не сводились. Был зуд путешественника, желание увидеть другие страны, а свобода путешествовать тогда значило уехать, навсегда покинуть любимую страну.

Я ещё любил, но хотел уйти и страдать — эта достоевщина тогда зрела во мне пышным цветом.

Понадобились долгие годы и Россия окончательно добилась статуса мачехи.

Она делала это планомерно, постоянно и навязчиво. Она отнимала у меня то, за что я мог ее любить, она старалась повернуться ко мне своими самыми непривлекательными лицами и при этом утверждала, что ее, как мать, следует любить всякую, грязную и неопрятную, пьяную и грубую, глупую и жестокую…

Но кажется настало время вопроса — Что же позвало в дорогу нашу семью?

Глава 2

Опыт кухонного диссидента

Мы не бежали от антисемитизма — моя жена, и тем более дети-полукровки, в чьих глазах «синела Русь», вряд ли заинтересовали бы перестроечных охотнорядцев или блюстителей генетической «памяти».

И всё же мы уехали. Почему?

Простой вопрос — сложный ответ.

Сразу скажу — я не принадлежал к активным диссидентам и, даже став старше, и казалось умнее, ограничивался брюзжанием на кухне. Я прошёл обычную дорогу советского школьника — во-время был принят в пионеры и на каких-то порах мне это всё даже нравилось. Нравился красный галстук, особенно почему-то я любил утреннюю утюжку перед школой. Были свои таинства в этом процессе, когда мокрый шёлковый лоскут — а для настоящего эффекта галстук перед обработкой утюгом нужно было намочить — превращался в яркий хрустящий треугольник, который так приятно обнимал шею. Довольно скоро эта атрибутика надоела, галстук куда-то всё время исчезал, к тому же он потерял свой первозданно нарядный вид, обтрепался, покрылся чернильными пятнами, помню одно время я вместо галстука повязывал шею маминой бордовой косынкой. Потом по инерции вступил в комсомол — все вступали… Какое-то время был даже комсоргом в НИИ после окончания школы. Покинул ВЛКСМ не по идейным соображением, а по возрасту, но без всякого сожаления. Я рассматривал всё это, как необходимую и довольно скучную игру, в которую играли все мои сверстники. Все? Нет, сейчас я хочу вспомнить тех, кто не принимал и имел мужество отказаться от того, что мне казалось нормальным стилем жизни.