Читать «Стихотворения, включавшиеся автором в прижизненные сборники» онлайн - страница 25
Алексей Николаевич Апухтин
С восковым, неподвижным лицом,
Так на труп его с воплем упала! Зашептали кругом: "Не сошла бы с ума!
Знать, взаправду цыганка любила…" Подошла к ней старуха княгиня сама,
Образок ей дала… и простила. Еще Маня красива была в те года,
Много к ней молодцов подбивалось, Но, прожитою долей горда,
Она верною князю осталась; А как помер сынок ее - славный такой,
На отца был похож до смешного,-Воротилась цыганка в свой табор родной
И запела для хлеба насущного снова! И опять забродила по русской земле,
Только Марьей Васильевной стала из Мани…
Пела в Нижнем, в Калуге, в Орле,
Побывала в Крыму и в Казани;
В Курске - помнится - раз, в Коренной, Губернаторше голос ее полюбился,
Обласкала она ее пуще родной,
И потом ей весь город дивился. Но теперь уж давно праздной тенью она
Доживает свой век и поет только в хоре…
А могла бы пропеть и одна
Про ушедшие вдаль времена,
Про бродячее старое горе,
Про веселое с милым житье
Да про жгучие слезы разлуки… Замечталась цыганка…
Ее забытье
Прерывают нахальные звуки.
Груша, как-то весь стан изогнув,
Подражая кокотке развязной,
Шансонетку поет. "Ньюф, ньюф, ньюф…" -
Раздается припев безобразный.
"Ньюф, ньюф, ньюф,- шепчет старая вслед, Что такое? Слова не людские,
В них ни смысла, ни совести нет…
Сгинет табор под песни такие!"
Так обидно ей, горько,- хоть плачь! Пир в разгаре. Хвативши трактирной отравы,
Спит поэт, изучающий нравы,
Пьет довольный собою усач,
Расходился чиновник плюгавый: Он чужую фуражку надел набекрень
И плясать бы готов, да стыдится.
Неприветливый, пасмурный день
В разноцветные стекла глядится. Конец 1860-х годов
*****
Я ее победил, роковую любовь,
Я убил ее, злую змею, Что без жалости, жадно пила мою кровь,
Что измучила душу мою!
Я свободен, спокоен опять -
Но не радостен этот покой. Если ночью начну я в мечтах засыпать,
Ты сидишь, как бывало, со мной.
Мне мерещатся снова они -
Эти жаркие летние дни,
Эти долгие ночи бессонные,
Безмятежные моря струи,
Разговоры и ласки твои,
Тихим смехом твоим озаренные. А проснулся я: ночь, как могила, темна,
И подушка моя холодна,
И мне некому сердца излить. И напрасно молю я волшебного сна,
Чтоб на миг мою жизнь позабыть. Если ж многие дни без свиданья пройдут,
Я тоскую, не помня измен и обид; Если песню, что любишь ты, вдруг запоют,
Если имя твое невзначай назовут, Мое сердце, как прежде, дрожит!
Укажи же мне путь, назови мне страну,
Где прошедшее я прокляну, Где бы мог не рыдать я с безумной тоской
В одинокий полуночный час, Где бы образ твой, некогда мне дорогой,
Побледнел и погас!
Куда скрыться мне? - Дай же ответ!!. Но ответа не слышно, страны такой нет, И, как перлы в загадочной бездне морей,
Как на небе вечернем звезда, Против воли моей, против воли твоей,
Ты со мною везде и всегда! 1870-е годы
НОЧЬ В МОНПЛЕЗИРЕ
На берег сходит ночь, беззвучна и тепла, Не видно кораблей из-за туманной дали,
И, словно очи без числа,
Над морем звезды замигали.
Ни шелеста в деревьях вековых,
Ни звука голоса людского, И кажется, что все навек уснуть готово
В объятиях ночных. Но морю не до сна. Каким-то гневом полны,