Читать «Стихотворения, включавшиеся автором в прижизненные сборники» онлайн - страница 25

Алексей Николаевич Апухтин

С восковым, неподвижным лицом,

Так на труп его с воплем упала! Зашептали кругом: "Не сошла бы с ума!

Знать, взаправду цыганка любила…" Подошла к ней старуха княгиня сама,

Образок ей дала… и простила. Еще Маня красива была в те года,

Много к ней молодцов подбивалось, Но, прожитою долей горда,

Она верною князю осталась; А как помер сынок ее - славный такой,

На отца был похож до смешного,-Воротилась цыганка в свой табор родной

И запела для хлеба насущного снова! И опять забродила по русской земле,

Только Марьей Васильевной стала из Мани…

Пела в Нижнем, в Калуге, в Орле,

Побывала в Крыму и в Казани;

В Курске - помнится - раз, в Коренной, Губернаторше голос ее полюбился,

Обласкала она ее пуще родной,

И потом ей весь город дивился. Но теперь уж давно праздной тенью она

Доживает свой век и поет только в хоре…

А могла бы пропеть и одна

Про ушедшие вдаль времена,

Про бродячее старое горе,

Про веселое с милым житье

Да про жгучие слезы разлуки… Замечталась цыганка…

Ее забытье

Прерывают нахальные звуки.

Груша, как-то весь стан изогнув,

Подражая кокотке развязной,

Шансонетку поет. "Ньюф, ньюф, ньюф…" -

Раздается припев безобразный.

"Ньюф, ньюф, ньюф,- шепчет старая вслед, Что такое? Слова не людские,

В них ни смысла, ни совести нет…

Сгинет табор под песни такие!"

Так обидно ей, горько,- хоть плачь! Пир в разгаре. Хвативши трактирной отравы,

Спит поэт, изучающий нравы,

Пьет довольный собою усач,

Расходился чиновник плюгавый: Он чужую фуражку надел набекрень

И плясать бы готов, да стыдится.

Неприветливый, пасмурный день

В разноцветные стекла глядится. Конец 1860-х годов

*****

Я ее победил, роковую любовь,

Я убил ее, злую змею, Что без жалости, жадно пила мою кровь,

Что измучила душу мою!

Я свободен, спокоен опять -

Но не радостен этот покой. Если ночью начну я в мечтах засыпать,

Ты сидишь, как бывало, со мной.

Мне мерещатся снова они -

Эти жаркие летние дни,

Эти долгие ночи бессонные,

Безмятежные моря струи,

Разговоры и ласки твои,

Тихим смехом твоим озаренные. А проснулся я: ночь, как могила, темна,

И подушка моя холодна,

И мне некому сердца излить. И напрасно молю я волшебного сна,

Чтоб на миг мою жизнь позабыть. Если ж многие дни без свиданья пройдут,

Я тоскую, не помня измен и обид; Если песню, что любишь ты, вдруг запоют,

Если имя твое невзначай назовут, Мое сердце, как прежде, дрожит!

Укажи же мне путь, назови мне страну,

Где прошедшее я прокляну, Где бы мог не рыдать я с безумной тоской

В одинокий полуночный час, Где бы образ твой, некогда мне дорогой,

Побледнел и погас!

Куда скрыться мне? - Дай же ответ!!. Но ответа не слышно, страны такой нет, И, как перлы в загадочной бездне морей,

Как на небе вечернем звезда, Против воли моей, против воли твоей,

Ты со мною везде и всегда! 1870-е годы

НОЧЬ В МОНПЛЕЗИРЕ

На берег сходит ночь, беззвучна и тепла, Не видно кораблей из-за туманной дали,

И, словно очи без числа,

Над морем звезды замигали.

Ни шелеста в деревьях вековых,

Ни звука голоса людского, И кажется, что все навек уснуть готово

В объятиях ночных. Но морю не до сна. Каким-то гневом полны,