Читать «Стингрей в Зазеркалье» онлайн - страница 7
Джоанна Стингрей
– Да ты что, с ума сошел?! Ты нашел то, что все мы ищем! Я ужасно, ужасно за тебя рада!
Я на самом деле была рада. Больше всего на свете я хотела, чтобы мои друзья были счастливы – и Виктор прежде всего. И все же, расставшись с ним в тот вечер и шагая в одиночестве по улице, я почувствовала, как в груди у меня зарождается страх. Виктор прав – я не люблю перемен и боюсь их. Я привыкла чувствовать себя частью чего-то большого и целого, а теперь это целое рассыпается на множество мелких кусочков; каждый из тех замечательных парней, которых я так любила, плывет в свою сторону, а я на этом ветру перемен лихорадочно пытаюсь удерживать свои паруса и свой курс.
Всю ночь я крепко прижималась к Юрию, это давало мне ощущение безопасности и стабильности. Заснуть я не могла и, глядя в окно, наблюдала, как с приближением утра чарующая тьма звездного неба тает и как оно расцветает новыми красками. Эти новые цвета были совершенно другими, но они были прекрасны.
Глава 3
Новое видение
Прилетев домой и едва успев войти в свой съемный домик в каньоне Беверли Глен, я сразу позвонила в Нью-Йорк.
– Привет, – переводя дыхание и выпутываясь из ремней многочисленных сумок, проговорила я. – Я жду Бориса Гребенщикова.
Четыре года я ждала приезда Бориса в мой родной город, четыре года представляла, как повезу его вверх по Малхолланд и промчу по Родео-драйв. В России он уже пользовался огромной популярностью, а теперь вот-вот должна была исполниться и его мечта записаться на Западе. В кармане у него была месячная виза в Америку, в первую очередь он летел в Нью-Йорк, но должен был добраться и до Города Ангелов.
Борис стал первым из моих друзей, чья нога ступила на американскую землю. И хотя от работы над его американским альбомом я была отстранена, на моем отношении к нему это нисколько не сказалось, и больше всего на свете мне хотелось увидеть его реакцию на страну, о которой он мечтал всю жизнь. Он так много знал об Америке и ее культуре, много больше других, и мне ужасно хотелось увидеть, насколько реальная страна будет соответствовать сложившемуся у него в голове представлению. Я знала, что ему виделись огромные пространства, голубое небо, обрамленные глубокими лесами и желтыми пустынями города, в которых жили любимые им поэты, писатели и философы: Аллен Гинзберг, Джек Керуак, Ричард Бах и Роберт Хайнлайн. Он впитал в себя бесчисленное количество информации из западных музыкальных журналов, попадавших к нему в руки то ли по каналам черного рынка, то ли привозимых в Ленинград западными друзьями. Он прекрасно знал западный рок и слушал множество групп, о которых большинство американцев не имели ни малейшего понятия. И вот, наконец, он увидит страну, из которой появилось все то, о чем он так много читал и так много слышал.
Мне, наверное, не стоило удивляться, когда я вдруг узнала, что советские власти потеряли какие-то документы Бориса на выезд. А он еще даже не вылетел! Как они могли тормозить Бориса как раз в то время, когда Горбачёв был в Вашингтоне на своем вот уже третьем саммите с Рейганом?! Ну, наверное, в точном соответствии с пословицей «кот из дома, мыши в пляс». Мышами, затеявшими свою зловещую игру, в данном случае была старая гвардия Политбюро и ЦК КПСС – твердокаменные аппаратчики прежней закалки, изо всех сил старавшиеся удержать как можно больше земли, уходящей у них из-под ног под влиянием освежающей весны горбачевской гласности. Один из них – министр культуры Захаров – по-прежнему яростно и публично хаял рок-н-ролл. Тот самый Захаров – со злобным оскалом матерый волк, которому в апреле 1987 года я отправляла телексы о концертах Боуи в Москве и о пожертвовании фирмой
