Читать «Сталинградский Гаврош» онлайн - страница 18

Пришли в тот же блиндаж, в котором когда-то Генкина мать перевязывала и лечила раненых. Комбат лежал на нарах, до подбородка прикрытый плащ-палаткой. Он не стонал и ничего не говорил. Иногда прикрывал глаза и подолгу их не открывал. Генка стоял перед ним, за его спиной — моряк. Генка понимал, что жизнь уходит из дяди Коли, из его сильного молодого тела. Комбату было двадцать шесть лет. Вдруг его веки дрогнули и он открыл глаза, повел ими, нашел Генку, поглядел на него долгим-долгим взглядом, а потом его губы тронула слабая, чуть заметная улыбка. Так, наверное, комбат прощался с полюбившимся ему Генкой.

До 19 ноября 1942 года оставалось три дня…

Прощание с Вихрой

Кольцо замкнулось, сталинградская группировка немцев оказалась в «котле». Непримиримые противники поменялись местами: теперь немцы оборонялись, а наши наступали. Немецкие соединения расчленяли, рассекали и уничтожали по частям. Немцы не сдавались. Боясь возмездия за содеянное, они продолжали сопротивляться, иногда вяло, а иногда с обреченным ожесточением. Они еще надеялись на обещание Гитлера вызволить их из «котла». Не вышло: хваленый и самоуверенный Манштейн, который рвался на выручку окруженных войск на речке Мышкова, потерпел сокрушительное поражение и теперь драпал на запад.

Генка по-прежнему жил в блиндаже, по-прежнему ходил на Волгу за водой. Совсем безопасными эти хождения еще не были. Пока еще постреливали. Все с нетерпением ждали окончательного поражения немцев. Ждал его и Генка. Но у него возникли свои проблемы: Вихра никак не хотела выходить во двор. За это время, натерпевшись страху, она предпочитала отлеживаться под нарами. Генка последним куском делился с Вихрой, но она почти не ела. Полакает воды и под нары. Генка ласкал ее, почесывал за ушами. При этом приговаривал:

— Мы еще покупаемся с тобой в Волге, Вихра, покатаемся на коньках, нам будет с тобой хорошо, как было до войны.

Вихра слушала, уткнув морду в Генкины колени, и грустно на него поглядывала. Генка помнил ее веселой, игривой собакой и сейчас удивлялся какой-то ее человеческой грусти.

В конце января забежал в блиндаж солдатик с автоматом и попросил воды. Генка напоил его.

— Еще огрызаются, суки, — это он про немцев, которые позволяли себе огрызаться. При этом солдатик вытирал со лба пот и продолжал: — Троих сейчас выкурили из развалин, а они — отстреливаться. Ничего, всех троих уложили.

Генка и без солдата знал, что немцев сейчас не били, а добивали, как добивают зверя, который смертельно ранен, но еще клацает зубами. Солдатик поблагодарил за воду и собрался уходить, но в это время из-под нар выскочила заспанная Вихра, выскочила без лая и рыка, а просто так, будто ее чем-то укололи. Солдатик дернулся и то ли со страха, то ли сдуру полоснул по Вихре очередью. Генка сжал кулаки и закричал:

— Ты мою собаку убил, негодяй!

«Негодяй» глуповато полупал глазами и выскочил из блиндажа.

Вся земля вокруг Генкиного блиндажа была издырявлена оспинками воронок и всевозможных ям того же происхождения, что и воронки. Генка выбрал подходящую и осторожно опустил в нее Вихру. Забросал воронку комьями мерзлой земли. Комья тоже бросал осторожно, как будто Вихре могло быть еще больно… Образовался холмик наподобие могильного. Долго еще сидел над ним Генка, молчаливый и задумчивый. Вихра выросла на его глазах, была ему преданным и надежным другом. Всей своей собачьей душой она любила Генку. Теперь ее нету.