Читать «Срыв (сборник)» онлайн - страница 291

Роман Валерьевич Сенчин

Пишущие о жизни, как я заметил, очень боятся в эту самую жизнь погружаться. При помощи первой удачной книги люди выныривают из толщи жизни, устраивают рабочее место – письменный стол, удобный стул (первую книгу зачастую пишут на коленке, лихорадочно, в отчаянии) – и становятся профессионалами… Какое-то время они используют багаж личного прошлого, потом – сочиняют, обращаются к истории, некоторые пытаются философствовать, нравоучительствовать… Когда таких людей отрывают от их, как они считают, дела жизни, им это не нравится, их это раздражает, приводит в отчаяние, вызывает протест.

Вот и меня оторвали. Точнее, предложили оторваться на какое-то время. И я ощетинился, запротестовал… Может быть, я бы сам дошел до идеи писать нечто подобное тому, что предложил мне Игорь Алексеевич. Мой знакомый, автор нескольких повестей, не достигнув возраста Христа, издал толстенькую книгу – настоящий трактат под названием «Смягчение нравов» – о том, что власти и оппозиции пора заканчивать враждовать и заняться общим делом: возрождением великой России. Другой знакомый, тоже моложе меня, года два назад выпустил длиннющий, но увлекательный очерк, доказывающий, что человек при социализме во всех отношениях лучше, чем при капитализме… Вообще прозаики всё чаще и дальше уходят в разнообразную публицистику, забывая о прозе. Может, они и правы.

А тут ерзаешь в своем уголке за шкафом, тупишь, вяло надеясь создать нечто великое. Злишься на жену, которая просит помочь в каких-нибудь домашних делах, на требующих внимания детей. На работу идешь как на пытку и там страдаешь от того, что время идет, а ты не делаешь ничего серьезного…

Стоит полистать дневники, письма писателей да вообще так называемых творческих, и почти у каждого красной нитью проходит: «Моя жизнь тратится на пустяки, а я ведь предназначен для грандиозного». У художников даже бриться и мыться не принято: не хотят тратить драгоценные минуты…

И вот я петлял по залам и этажам торгового центра в Москве-Сити, озирался, гадал, кто следит за мной, ожидал, что вот-вот меня схватят, впихнут в туалет или какую-нибудь подсобку, и плакал в душе, горько раскаивался, что клюнул на злополучное письмо, приехал, связался… А мог бы сейчас сидеть за письменным столом и писать, писать вдохновенно. Казалось, так вдохновенно, как сейчас в воспаленном своем воображении, я не писал…

Оказался перед входом в метро, достал проездную карточку и приложил к кружку на турникете. Дверцы распахнулись, я пошагал к эскалатору. Зло буркнул:

– Еще и две поездки потратил на ерунду. На бред собачий.

Оглянулся: за мной никто не следовал.

Поехал не домой, а на работу – в редакцию литературного еженедельника.

Сегодня был творческий день. То есть можно было не появляться, а читать или писать рецензии и статьи дома, посещать библиотеки, архивы… Коллектив этим дружно пользовался, устроив себе дополнительный выходной.

В редакции пусто. Только охранник в будке на входе.

Я открыл кабинет ответсекретаря, который по совместительству продавал наши газеты. Подошел к его столу, выдвинул верхний ящик. Там, знал, в коробочке лежали деньги от торговли. Невеликие, но все-таки. На них покупали чай, кофе, сахар…