Читать «Среди свидетелей прошлого» онлайн - страница 51

14 сентября 1812 года еще не предвещало страшных дней 16-го и 17-го. Москва горела, и пылающие здания казались наполеоновским солдатам жертвенными кострами, зажженными в честь победителей. Но днем 16-го поднялся ураган. Огненные драконы легко перелетали через Москву-реку, осыпая ее градом шипящих головешек, пепел закрывал солнце, чернил золото куполов. Дворцы и лачуги одинаково были подвластны огню. Сгорела Бутурлинская библиотека, сгорело замечательное собрание древних манускриптов Мусина-Пушкина. Сгорело 6 596 домов из 9 151, бывших в Москве к началу пожара.

В огне народной Отечественной войны сгорала и великая армия Наполеона.

Но дома можно отстроить, можно вновь позолотить купола. Нельзя возродить из пепла древние рукописи, и сиятельный меценат граф Мусин-Пушкин уже не сможет теперь похвастать перед вельможами-дилетантами одной весьма редкой реликвией древнерусской литературы.

Не сможет?

Общество истории и древностей российских при Московском университете всегда назначало собрания своих членов к вечеру. Уютно потрескивают свечи, вырывая из тьмы зала длинный стол под зеленым сукном. Свечи требуют тишины и торжественных, неторопливых речей.

Алексей Федорович Малиновский, небогатый чиновник архива министерства иностранных дел, не слушает, он улыбается каким-то своим очень приятным мыслям.

Еще бы, вот сейчас этот беззубый старец закончит речь, и Малиновский поразит собравшихся, а завтра о нем заговорит вся Москва. Да что Москва — Петербург, вся Россия!

Он расскажет, как вчера к нему, Малиновскому, явился какой-то Петр Архипов, представившийся московским мещанином, и молча протянул харатейный список 1375 года, сделанный Леонтием Зябловым. На вопрос, откуда этот список взялся, сей московский мещанин таинственно сообщил: «Иностранец, по фамилии Шимельфеин, выменял в Калужской губернии у одной помещицы, а фамилию свою помещица говорить запретила».

Малиновский поморщился, приятные мысли перебило воспоминание о 160 рублях, которые он отвалил Архипову. «Поторговаться, поторговаться надо было…»

Оратор внезапно смолк. С шумом распахнулись двери, и из полутьмы зала чуть ли не выбежал граф Мусин-Пушкин.

— Драгоценность, господа, приобрел я, драгоценность!..

Все к нему:

— Что такое? Какую драгоценность? Не томите, граф!

Но граф машет руками и бежит вон.

— Приезжайте ко мне, я покажу вам…

Собрание закончили кое-как — и к Мусину-Пушкину.

Новый графский дом, отстроенный только в этом, 1815 году, сияет огнями. Мусин-Пушкин поджидает гостей. Едва они собрались, граф распахнул обе створки дверей своего кабинета и на вытянутых руках вынес харатейную тетрадь, пожелтелую, почернелую. Глянули и ахнули: «Слово о полку Игореве»!..

Что тут поднялось!..

Кто целоваться к графу тянется, кто ищет руку пожать, кто бьет в ладоши и что-то кричит…

Когда немного успокоились, сияющий граф заметил хмурое лицо Малиновского.

— Алексей Федорович, что же вы? — Мусин-Пушкин так и спросил: «Что же вы?» — мол, как вы, любитель старины, не радуетесь, что нашелся список реликвии, которую, казалось, навсегда уничтожил огонь войны?..