Читать «Спящие от печали» онлайн - страница 148

+ + +

И задремал Порфирий в ночи, радуясь каждому мигу своего нахождения здесь – словно дозволялось ему было погостить в раю, хотя бы и самую малость ещё… А там и вовсе возмечтал он о благостной своей кончине – как, после всех многолетних скитаний своих по степным бесконечным дорогам, буеракам, по трактам да пустырям, помрёт он сейчас мирно на отчей землице, веками намоленной, и как поднимут его люди грамотные из-под ели этой великой, и как обмоют прилежно, отпоют по правилам древним, незыблемым, и как похоронят здесь же – где-нибудь с краешку рая…

И так-то было хорошо спящему Порфирию представлять кончину свою благообразной, что улыбка не сходила с лица его: будто и в самом деле уж не придётся теперь ему валяться, помершему, где-нибудь в диких кустах колючих, и не гнить Порфирию, значит, в цветных лоскутах своих, биз цветных озёр, на холодных ветрах, неотпетым, неприбранным, среди вредоносного излучения пород, пока дикая птица не выклюет глаза его и пока пегие степные лисицы не обгложут бесславные его кости… И ель над ним шумела мерно, шептала Порфирию, словно матушка, что-то утешительное, отрадное…

В другое время и в другом месте даже и во сне грозно одёрнул бы себя Порфирий: «Вот ты какой! В рай норовишь втереться навечно, когда во грехах ты весь, шатун бездомный!» Но внутри сердца его, словно в храме, не смолкая, шла церковная служба. И губы его вторили невольно, вслед за сердечным служением: «…Блажен народ, у которого это есть…»

Понимал спящий Порфирий, что надо бы затворить сердце – по ничтожеству собственному, потому как недостойно было оно, своевольное, того ликования и того служения, которое в нём происходило. Только совсем не отыскивал он в себе таких сил, чтобы пресечь блаженное то состоянье окончательно: «Тебе ли вмещать святые хоры, презренному, наглому? Разве по достоинству тебе честь сия?»…

Медлил он во сне. Медлил… Потому что очень уж хотелось ему помереть сей миг – со звенящим от молитвы сердцем. Здесь помереть, пред колокольнею древней. При ели великой, материнской…

+ + +

Очнулся он в понимании, пришедшем вдруг непонятно откуда: «Твоя кончина такая возможна уже, Порфирий. Оставайся», сказал ему кто-то без всякого голоса. И поднял Порфирий глаза на бессловесные эти слова. Высокий Монах стоял пред ним на ветру и ожидал будто его согласья. Тогда растерялся Порфирий от благоговения. А там и забормотал, не зная, как быть:

– А как же они?.. Как же брошу их?.. К ним надо мне…

Монах в поношенной лёгкой одежде, словно не было никакой зимы, всё стоял в ночном холоде и смотрел на него, не произнося ни слова. Но только тёр веки и моргал Порфирий виновато:

– Простите меня все. Пойду… На поезд. Ничего, ничего… Авось, бесплатно довезёт кто-нибудь недостойного милости. Ничего…

Монах же ещё продолжал ждать.

– Что же оставленных я оставлю? Я, подлый? – вконец уж закручинился, засуетился Порфирий, поднимаясь с мёрзлой земли и подхватывая посох. – Преданных всеми как предам? Долю свою – брошу ли?.. Уж так хорошо бы мне бросить её, постылую! Кинуть! Забыть! Право: как хорошо бы!.. Да вот, не смею… Простите меня, все святые наши…