Читать «Спасти Рюрика» онлайн - страница 165

Владимир Николаевич Положенцев

-Значит, не полетите?- обрадовался Эрдгель.

Пряжкин ткнул его револьвером в бок, чтобы не забывался.

-Кто стремится в небо, тот полетит обязательно,- процитировал Циолковского летчик.

-Да уж, сердце как птица в небо стремится. Что предлагаете?

-Дирижабль видели? Раньше 'Рюрик' назывался. Переименовали в 'Сокол-2'. Имеет два двигателя Клеман- Байар каждый мощностью 118 лошадиных сил. Скорость 65км/час при попутном ветре, может находиться в воздухе 20 часов. Что вас не устраивает? Завтра вечером будем уже на Босфоре. До него по прямой около 300 морских миль.

-Но как вы его захватите?- засуетился Эрдгель.- Там же наверняка будет усиленная охрана.

-Что значит 'вы'? Мы тебя не бросим, не волнуйся,- успокоил Пряжкин.- Будете оба: и ты Глиффер и ты Эрдгель, завтра выступать с аэростата. Вас же товарищи просили, вот и не отлынивайте. На месте разберемся.

Торжественное мероприятие началось в 8 утра. По взлетной полосе, как по плацу прошли строем красногвардейцы, черноморцы, за ними военлеты в кожаных шлемах и очках. Возле зданий собралась многочисленная толпа зевак со всего Крыма. Колонны военных остановились напротив дирижабля Рюрика-Сокола, в гондоле которого была создана импровизированная трибуна. Приподнятая над землей кабина представляла собой днище большого моноплана с двумя моторами и баком для горючего, рычагами и колесом управления, пулеметом Максима в хвосте. Аэростат был хорошо накачан водородом и удерживался десятью толстыми веревками, привязанными к деревянным сваям. Оркестр урезал марш 'Прощание Славянки', написанный штаб- трубачом Агапкиным в 1912 году, впечатленным событиями Первой Балканской войны.

Cлово предоставили уважаемому первому заместителю председателя Крымревкома Ашеру Адамовичу Глифферу, нервно топтавшемуся в окружении представителя Ялтинского ГЧК и двух ответственных товарищей из Москвы. Инструктор Полупьянов копался в моторе.

Засулевич, вероятно, от страха потерял дар речи. Он только кашлял и сморкался. Повисла неловкая тишина.

-Говори же что-нибудь, комбриг,- зашептал Пряжкин.- Не молчи, как кефаль на привозе. На тебя люди смотрят.

Бывший капеллан грубо отстранил Даниила Пантелеймоновича, встал к рупору, привязанному к распоре кабины.

-Товарищи!- поднял он руку.- Думаю, нам всем многое есть что сказать друг другу в этот знаменательный день. Была коммуна и нет. Все приходит и уходит, только оскомина на зубах остается. А все от неверия и лукавства, от стяжательства и невоздержанности, от гордыни и нечистых помыслов. Помните, что только раскаяние спасет мир и только оно обеспечит всем народам жизнь долгую и счастливую и, не побоюсь этого слова, вечную. А засим- счастливо оставаться. Включай моторы, Полупьянов.

Внешне невозмутимо, краснея в душе от дурацкой речи парикмахера, штабс-ротмистр Грановский спустился из гондолы на землю, перерезал мачете канты, оставив лишь один. Его он обрубил, когда инструктор запустил моторы дирижабля. Толпа товарищей в кожаных куртках на летном поле молча все это созерцала, ничего не понимая в происходящем.