Читать «Солдатами не рождаются (Живые и мертвые, Книга 2)» онлайн - страница 424

Константин Симонов

- Да. Я его обратно положил.

- А вам он не написал?

- Нет. Месяц назад последний раз с ним здесь виделись, когда мать хоронили. А потом не писал...

- Вы месяц как его не видели, а я уже год... Как уехал из Читы. Он мне телеграмму дал, что мать схоронил, и что вас видел, и что вы разрешили нам приехать. Вместе с вызовом прислал, вызов тоже по телеграфу, заверенный...

"Да, значит, о том, что между нами было в ту ночь, ничего ей не написал", - подумал Серпилин.

- Я чай принесу... - сказала она, собрав тарелки. - Оля, дверь открой.

Девочка вышла за ней, тихо притворив дверь, и, пока притворяла, Серпилин с тревогой видел ее маленькие пальцы на краю двери; видел и боялся, чтоб не прищемила.

Он развязал вещевой мешок, порылся и вытащил кусок толстого трофейного шоколада без обертки, просто в газете. Развернул и положил на стол.

Жена сына принесла чайник, подставку и второй чайник, с заваркой. Потом две чашки и в последний раз еще одну чашку и банку со сгущенным молоком. Сейчас, когда она несколько раз прошла взад и вперед, Серпилин заметил, что она хромает.

- Чего хромаете?

Она поставила на стол чашку и сгущенное молоко и, завернув подол платья, показала забинтованную в колене ногу.

- Такую перевязку сделали, что даже чулок сверху надеть не могу. Портянку в валенке ношу.

- Где же вас угораздило?

- В Барабинске, для нее, - жена сына кивнула на девочку, - у бабы стакан топленого молока купила, а пока расплачивалась, поезд пошел. Стакан проводнице отдала, а сама руками схватилась и сорвалась, коленку об платформу раскроила... В Омске, спасибо, долго стояли, в железнодорожной больнице посочувствовали, рану почистили и повязку с мазью наложили. А эта, пока меня там перевязывали, чуть из поезда не выскочила: "Где мама?" Привыкла ко мне, конечно, все вдвоем да вдвоем. Видели, как за мной ходит, не отлипнет...

Говоря это, она разливала чай; потом намазала сгущенное молоко на хлеб и подвинула девочке:

- Ешь. Самая любимая ее еда.

- А шоколад-то! - спохватился Серпилин.

Он взял шоколад и отломил несколько кусков.

- Никогда такого не видела, - сказала жена сына.

- Трофейный, немецкий. Они его последнее время своим на парашютах сбрасывали, а парашюты к нам попадали.

- Страшно там, наверное, было, - сказала она, и он понял, что сейчас, после потери мужа, она еще в таком состоянии, когда, думая о войне, все время думает только об одном - как там страшно. Страшно, потому что был человек - и нет. - Скажи спасибо дедушке...

Серпилин с непривычки даже не сразу понял, кому это сказано. А когда услышал послушное тоненькое "спасибо" и увидел обмазанную шоколадом пуговку носа, улыбнулся:

- Ешь на здоровье. У меня в мешке еще много, я его не люблю.

Сказал и увидел недоверчивые глаза маленького человека, услышавшего явную ложь и нелепость. "Ешь, ешь, я не люблю. Пей, пей, я не люблю" наверное, не первый раз это слышит и, хотя всего три года, уже не верит...