Читать «Сойка-пересмешница ги-3» онлайн - страница 104
Сьюзен Коллинз
Я представляю себе воцарившийся внутри горы ад. Воют сирены. Освещение мигает в темноте. Каменная пыль наполняет воздух. Вопли испуганных, загнанных в ловушку существ, спотыкаясь, бредущих наружу, чтобы найти выходы — лифтовые и вентиляционные шахты — забитые землёй и горной породой, пытающихся пробить себе в них дорогу. Живые люди, вырвавшиеся на свободу, вспыхивающее пламя, камни, превращающие знакомый некогда путь в лабиринт. Люди, падающие, толкающиеся, карабкающиеся словно муравьи, когда гора давит на них сверху, грозя раздробить их хрупкие панцири.
— Китнисс? — раздается в моём наушнике голос Хеймитча. Я пытаюсь ответить и обнаруживаю, что обе руки плотно прижаты ко рту. — Китнисс?
В день, когда погиб мой отец, сирены сработали во время школьного обеда. Никто не ждал освобождения от занятий, не думал об этом. Реакция на аварию в шахте была чем-то неподконтрольным даже Капитолию. Я побежала в класс Прим. Я до сих пор помню её, маленькую, семилетнюю, очень бледную, но сидящую прямо, со сложенными на парте руками. Ждущую, когда я заберу её, потому что я обещала сделать это, если когда-нибудь прозвучат сирены. Она соскочила со своего места, схватилась за рукав моего пальто, и мы влились в поток людей, высыпавших на улицы, чтобы объединиться у главного входа в шахту. Мы нашли нашу маму, крепко сжимающую наспех натянутую верёвку — чтобы сдержать толпу. Оглядываясь назад, я думаю, мне следовало бы понимать, что проблема назрела уже тогда. Зачем мы искали её, когда правильным было совершенно противоположное?
Скрипя и сжигая тросы на подъёмах и спусках, лифты извергали на свет Божий покрытых копотью шахтёров. С каждой прибывшей группой раздавались крики облегчения, родные ныряли под верёвку, чтобы увести своих мужей, жён, детей, родителей, братьев и сестёр. Мы стояли на ледяном ветру, когда после полудня небо заволокло тучами, и свежий снег укрыл землю. Лифты двигались всё медленнее и выпускали всё меньше людей. Я встала на колени прямо на землю и зарылась руками в пепел, больше всего на свете желая вытащить отца на поверхность. Если есть более сильное ощущение беспомощности, чем пытаться добраться до кого-то любимого, кто попал в ловушку под землёй, то я не знаю такого. Раненые. Трупы. Ожидание длиною в ночь. Одеяла, наброшенные на твои плечи незнакомыми людьми. Кружка чего-то горячего, что ты не пьешь. А затем, наконец, на рассвете скорбное выражение на лице управляющего шахтой, которое могло означать лишь одно.
Что мы только что наделали?
— Китнисс! Ты там? — в этот момент Хеймитч, должно быть, уже собирается снабдить меня головным аудиоустройством.
Я опускаю руки. — Да.
— Отправляйтесь внутрь. На случай, если Капитолий попытается предпринять ответные меры, используя то, что осталось от его военно-воздушных сил, — даёт он указания.
— Да, — повторяю я.
Все на крыше, кроме солдат, стоящих у пулемётов, начинают спускаться внутрь. Шагая по лестнице, я не могу не провести пальцами по чистым, белым, мраморным стенам. Таким холодным и прекрасным. Даже в Капитолии нет ничего под стать великолепию этого старого здания. Но на их поверхности нет ни трещинки — и только моя плоть пульсирует, отдаёт тепло. Камень всякий раз торжествует над человеком.