Читать «Собрание сочленений. Сборник» онлайн - страница 32
Семён Владимирович Решетов
хотя меня тоже нет
я отошёл ненадолго от дел
и засел в декретный отпуск
как кенгуру в боливийском словаре
ненормативной лексики
там щетина небрежность и какой-то запах
заросли кругом ларьки с шаурмой
завернутой в протоколы тайных собраний
комитета по потолочным связям
с несущественной вещественностью
я подползаю как краб
к подоконнику грядущих возбуждений
и вижу в окно -
машина несется на полном ходу
потом стоит во дворе
и неслышно рычит
кто-то ездит на ней
кто-то моет её
хотя она все равно умрет –
это и есть любовь.
+ 2 000
"по-английски сиськи “бубс” -
учит нэвил долгопупс.
гарри с роном взяли рому,
чтоб отжарить гермиону.
глушит водку и кастрол
седовласый думбльдор.
хогвартс – лютая шарага,
нужен маг, точнее мага,
чтоб, отстроив модный лофт,
быть крутым, как волдеморт,
латте пить, ебаться в рот
и кальян курить с бамбуком,
жрать шавуху вместе с луком,
колдовать за ноутбуком,
люто майнить свой биткоин,
няшить тянку прямо в корень
за содом и за гоморру -
плюс две тыщи гриффиндору!
89
ЭТО НОЖ
эта сладкая мука, блаженная дрожь,
я вскрываю себя, как конверт – острый нож.
эта красная кожа, но мякоть бела,
как же ты, недотрога, сюда забрела?
из течения ручья в водопада поток,
пусть пронзает его электрический ток,
это озеро смерти с водою живой, -
как нектар, ты испей её вместе со мной
до дна, до предела, до края у тьмы,
чтоб свободу вдохнуть, убежав из тюрьмы,
эти вина, что кровь, а тела, как хлеба,
эта боль от любви, страсть извечно слепа,
потому мы с тобой ясно видим себя,
хоть горят светотени, безбожно слепя,
и мерещится смерть на крутом вираже,
но спасётся всегда, кто открыт и блажен.
я тебя проведу, как алису – чешир,
через эту страну, где все стёрто до дыр,
где бессильны поступки, тем паче слова,
королевою красной ты станешь сама,
ибо белая попрана ночью в окне,
и настольною лампой мерцает во тьме.
нам теперь кандалы и оковы смешны,
не стеснялись себя – оттого и грешны,
только нам все равно далеко до богов,
и звенит колокольчиком бремя оков.
нам свобода как смерть, как бесплодный пустырь,
где все небо измято, как старый псалтырь
вопиющих руками, а толку ни грамм,
только эхо блуждает по мёртвым горам.
ты дурманишь себя, я с тобою вослед,
и на шее твоей ярко-красный браслет,
словно мака бутон, как отметиной шрам,
на руках по браслету, невинна душа.
как мне сладко с тобой, невозможный покой,
не срамны, но честны мы своей наготой.
нынче сами себе все прощают грехи
и купаются в них, словно в водах реки,
где блаженная мука и сладкая дрожь,
ковыряюсь в себе, ведь любовь – это нож.
ВЕРНЁТСЯ
90
я всех, кто когда-то со мною бывал,
помню и так же люблю,
и дни, что однажды при них коротал,
как карты в колоде кроплю.
пусть этих партий уже не сыграть,
и ставки безбожно низки,
я буду о каждой из них вспоминать
до гроба немой доски.
и, может, они не достойны совсем
и толики памяти, но
помнить не стыдно о близости с тем,
что было, к тому же давно.
иногда что-то пишется мне, а порой
и песню напеть удаётся, -
и боль утихает; я знаю, домой
всё точно однажды вернётся.
НАРРАТИВ
человек изобрёл колесо
