Читать «Собрание сочинений. Т. 10. Жерминаль» онлайн - страница 242

— Что, друг, поганая погода? — сказал Этьен. — Пожалуй, снег пойдет.

У часового, низкорослого и щуплого белесого парня, было доброе бледное лицо с крупными веснушками. Солдатская шинель сидела на нем коробом, амуниция мешала, — видно было, что он новобранец.

— Да, видно, снег выпадет, — пробормотал он и поднял голову, всматриваясь в чуть посветлевшую над терриконом полоску предрассветного неба, тогда как вдалеке оно нависло над равниной тяжелой, как свинец, густой чернотой.

— Вот дураки-то! Поставили солдата на самом юру! Вы поди до костей промерзли! — продолжал Этьен. — И чего, спрашивается, всполошились! Будто казаков ждут!

Солдат весь дрожал от холода, но не смел жаловаться. Неподалеку виднелась сложенная из дикого камня будка, — там старик Бессмертный укрывался по ночам в бурю и в ливень, но часовой получил приказ не сходить с гребня террикона, и он не трогался с места, хотя руки у него так закоченели, что он уже не чувствовал, держит ли ружье. Он состоял в отряде из шестидесяти солдат, охранявших Ворейскую шахту; ему часто приходилось нести караульную службу в этих тяжелых условиях, и как-то раз он едва не отморозил себе ноги, стоя на часах. Что поделаешь, таково солдатское дело — терпи! Безропотно подчиняясь военной дисциплине, он стоял, коченея на ветру, и отвечал на вопросы Этьена несвязным лепетом, словно ребенок, которому ужасно хочется спать.

Целых четверть часа Этьен тщетно пытался завязать с ним разговор о политике. Солдат отвечал односложно — да; нет, но, по-видимому, ничего не понимал. Он слыхал от товарищей, что их ротный командир — «за республику», а сам он про такие дела не думает: ему все равно. Прикажут стрелять — будет стрелять, а то ведь под суд пойдешь. Этьен, рабочий, слушал этого солдата, испытывая чувство ненависти, той ненависти, какую народ питает к армии, к своим же братьям, у которых, однако, меняется сердце, как только наденут на них красные штаны.

— Вас как зовут?

— Жюль.

— А вы откуда?

— Из Плогофа — вон оттуда. — И часовой наугад ткнул куда-то рукой. Плогоф в Бретани, а больше он ничего не мог о нем сказать. Но его бледное лицо оживилось, на сердце стало теплее, он засмеялся.

— У меня мать и сестра там. Ждут, понятно… Да еще не скоро мне домой… Когда забрили лоб, они меня провожали до Пон-лʼАббе. Мы взяли лошадь у соседей, у Лепальмеков, а лошадь чуть себе ноги не сломала на спуске к Одьерну. Двоюродный брат Шарль ждал нас, колбасы домашней они приготовили. Но уж очень женщины плакали, прямо кусок не лез в горло… Ах, боже ты мой! Боже мой! Далеко до наших краев!

Глаза у него наполнились слезами, но он все смеялся. Каменистые пустоши вокруг Плогофа, дикие скалы у мыса Ратз, на которые в непогоду приступом идут волны, представали перед его глазами в ослепительном солнечном свете, в пору цветения вереска, осыпанного нежно-розовыми цветочками.

— Как вы думаете, — спросил он, — если не будет у меня взысканий, отпустят меня через два года на побывку домой — на месяц?