Читать «Собрание сочинений Том 5» онлайн - страница 360
Николай Семёнович Лесков
— Вертись, бачка, ко мне рылом, — обнимемся.
Вы этого «рыла», обращенного к моей чести, не принимайте за грубость: у них многих слов нет. «Лицо» — это для них слишком большая тонкость, а морда да рыло употребляется для всех без различия сотворенных и в шестой день и в пятый.
Нечего было делать: обернулся. Запах от него несносный: и потная грязь, и рыбий вонючий жир, и все, кажется, мерзости вместе обоняешь, тут еще он чего-то сопит и все в лицо мне дует.
— Не сопи, — говорю, — зачем ты мне в лицо сопишь?
— А я это нарочно, — отвечает, — морду тебе, бачка, отдуваю. Согреешься, спать будешь.
«Ну, куда тут, — думаю, — спать: и студено и волжко под шкурою, и от него тот дух тяжелый промялый<?> и рыбой и кислятиной».
Лежу, задыхаюсь, а он захрапел. Досадно мне, мочи нет, стало, что он спит, а от спертого дыханья сделалось совсем такое раздражение, что и сказать вам не могу. В нетерпении толкнул я самоеда и говорю ему нетерпеливо: «Не спи!»
— А зачем, — говорит, — бачка, не спать: теперь тепленько; бачка, спи, а то ша<й>таны всю <ночь> разберут.
«Ну да, — думаю, — вот тебе и довод: непременно бы надо спать, чтобы ша<й>танам ночь не дать, да не спится». Попробую, думаю, с ним поговорить, спрашиваю его:
— Скажи ты мне: ты крещеный или нет?
— Я-то, — отвечает, — нет, бачка, я счастливый; я некрещеный, — за меня старший брат крестился.
— Как за тебя крестился?
— Так, бачка: крестился.
— Да разве это можно?
— Можно, бачка.
— Врешь ты.
— Нет, бачка, можно.
«Ну, — думаю, — тебе, видно, больше моего об этом известно: тебе и книги в руки».
И зашла у нас тут под этим шатром беседа: я не верю ему, как это можно, чтобы у него был брат, который за него крестился. А он уверяет, что этот брат и не за него за одного, а и еще за третьего своего брата тоже крестился. Я не верю, а он уверяет:
— Нет; это, бачка, справедливо так, как я тебе сказываю: он за всех крестился.
— Да зачем же это?
— А он нас, — говорит, — жалеет, потому что кого родные жалеют, так прячут, а сами за них крестятся, и меня прятали; а как попы приедут да станут скликать, брат опять заместо меня креститься ходил.
— Он, — говорю, — стало быть, у тебя добрый, брат-то?
— А как же, бачка, добрый, — он и за нас за обоих братьев открестился.
— Гм; открестился!
— Открестился, бачко, открестился.
— И что же, — говорю, — теперь он, окрестясь, веру держит?
— Как же, бачка, держит: его теперь Кузьма-Демьян дражнют.
— Это его так зовут: Козьма Демьян?
— Так, бачка, зовут: Кузьма-Демьян.
— Какая же, — говорю, — у него больше вера?
— А все одну, — говорит, — бачка, веру, все одну веру держим: молимся.
— Богу молитесь?
— Ему, бачка, ему.
— И крещеные и некрещеные вместе?
— Да, бачка, да, все вместе, ведь всё одно: у всех он один.
— Один — бог-то?
— Один, бачка, один.
— Ты это твердо знаешь?
— Как же, бачка, не знать: твердо знаю.
— А для чего ты его прямо не называешь бог, а всё этак, не произнося его имени, говоришь?
— А на что же его, бачка, произносить? — не надо.