Читать «Собрание сочинений В. Г. Тана. Том восьмой. На родинѣ (Старая орфография)» онлайн - страница 43

Николай Петровичъ поднялъ полову вверхъ и съ тоской посмотрѣлъ на лампу, потомъ перевелъ взглядъ на свои ноги.

— Плэдъ! — сказалъ онъ, поворачивая голову къ женѣ, и голосъ его прозвучалъ капризно и слабо, какъ голосъ маленькаго Володьки, спавшаго напротивъ.

Пестрый плэдъ былъ переброшенъ черезъ низенькую спинку кровати. Елена Алексѣевна встала и взялась за плэдъ.

— Убери его, убери! — крикнулъ Николай Петровичъ сердитымъ, плачущимъ тономъ еще прежде, чѣмъ она успѣла сдернуть плэдъ съ мѣста. Въ комнатѣ предъ его глазами все было бѣло, и грубыя сѣро-зеленыя клѣтки плэда рѣзнули ему глаза, какъ непривычный диссонансъ.

Елена Алексѣевна послушно унесла плэдъ.

— Опія! — простоналъ Николай Петровичъ ей вдогонку. — Скорѣе, боль идетъ!

Елена Алексѣевна поспѣшно прибѣжала назадъ и, взявъ со стола склянку, принялась отсчитывать капли опія.

— Пятнадцать, пятнадцать! — настаивалъ больной тѣмъ же плачущимъ голосомъ. — А-а-а!

Доктора предписали давать больному опій черезъ каждые два часа, но разошлись въ величинѣ дозъ. Брусовъ совѣтовалъ давать только по пяти капель, а Зоненштраль сказалъ, что десять гораздо дѣйствительнѣе. Для успокоенія своей совѣсти Елена Алексѣевна давала мужу по восьми капель; но онъ сторожилъ ея руки и каждый разъ съ крикомъ требовалъ еще. Онъ готовъ былъ бы сразу выпить всю склянку. Мелкія дозы опіума только раздражали его нервы, и больше всего ему хотѣлось добиться забвенія и хотя бы короткаго сна.

Елена Алексѣевна поднесла ему ложку. Онъ закрылъ глаза, сдѣлалъ надъ собой усиліе и проглотилъ опій. Онъ былъ противнаго, слизистаго вкуса, и Николаю Петровичу показалось, что и цвѣтъ его долженъ быть слизистый и темно-зеленый, похожій на огуречную плѣсень. Елена Алексѣевна поднесла ему стаканъ съ сахарной водой, чтобы заглушить вкусъ опіума; но бѣлая сладость сахара была еще противнѣе этой мутно-зеленой и слизистой горечи опія.

Наступила длинная пауза.

— Лена, иди спать, — сказалъ Николай Петровичъ, не поворачивая головы.

— Я посижу, — сказала негромко Елена Алексѣевна.

— Иди, иди! — настаивалъ больной.

Елена Алексѣевна взглянула на его лицо и увидѣла, что оно смочено слезами. Это были слезы капризной слабости и вмѣстѣ жалости къ себѣ самому и къ этой усталой сидѣлкѣ.

Елена Алексѣевна встала, вынула изъ-подъ подушки больного платокъ и обтерла ему лицо, потомъ пересѣла въ большое кресло и подложила себѣ за спину подушку.

Настало молчаніе, такое долгое и гнетущее, что больному стало казаться, что оно никогда не окончится и что самое время угрожаетъ остановиться. Николай Петровичъ лежалъ на спинѣ и все смотрѣлъ на лампу. Опій, вмѣсто забвенія, далъ ему мучительную безсонницу, оцѣпенѣлую, какъ кошмаръ, и напряженную, какъ тонко натянутая струна. Онъ сознавалъ себя теперь совершенно одинокимъ въ этой узкой, длинной комнатѣ. Четыре бѣлыя стѣны составляли его міръ, и ни одна живая душа не бодрствовала вмѣстѣ съ нимъ. Это было новое, безконечно-тяжелое состояніе. Сознаніе его какъ будто пыталось отдѣлиться отъ слабаго тѣла, неподвижно лежавшаго на постели, и все вниманіе его чувствъ ощетинивалось навстрѣчу пустотѣ.