Читать «Собрание сочинений В. Г. Тана. Том восьмой. На родинѣ» онлайн - страница 10

Владимир Германович Богораз

Въ то утро она обогнала меня и выѣхала на поворотъ дороги. Тамъ былъ мысъ, какъ будто уголъ огромнаго стола. Она подскакала къ самому краю и вдругъ остановилась надъ обрывомъ, словно живой монументъ. Конь храпитъ, а она его дергаетъ, какъ будто хочетъ спрыгнуть внизъ. Я тоже подскакалъ и крикнулъ: „Что вы дѣлаете?“

А она вмѣсто отвѣта подняла хлыстъ и хочетъ ударить коня.

Я спрыгнулъ на землю и подбѣжалъ, схватилъ коня за уздцы и повернулъ назадъ.

Она подняла хлыстъ еще выше и нагнулась ко мнѣ, но не ударила, только головой тряхнула и вмѣсто хлыста задѣла меня по лицу своими рыжими волосами. А я поймалъ ихъ рукою и прижалъ къ лицу. Она не разсердилась.

А когда мы назадъ поѣхали, она заговорила: — Если бы у меня были крылья, я бы бросила коня и сейчасъ полетѣла впередъ, догнала бы эскадру.

Я промолчалъ. Мнѣ было тяжело говорить о войнѣ.

И она опять заговорила: — Эта эскадра везетъ россійскую судьбу.

Тогда у меня вырвалось, почти противъ воли: — Если бы у меня были крылья, я полетѣлъ бы на Южное море, отыскалъ бы пустынный островъ, чтобы жить тамъ и не слышать объ этой ужасной войнѣ.

Она нахмурилась и сказала презрительно: — Вамъ бы со мной помѣняться. Если бы я была мужчиной, я бы не стала ныть безъ дѣла на этомъ берегу.

Съ того дня началось мое рабство. Я не знаю, какъ его описать, Если сказать откровенно, то я отъ природы человѣкъ развратный и съ женщинами смѣлый; но только не съ нею. На десять шаговъ отойду и снова стану самимъ собой, предъ каждой женщиной. Но передъ ней все парализуется, какъ будто я глупѣю. Иду къ ней черезъ комнату, ноги цѣпляются за полъ. И для меня довольно глядѣть на нее издали.

Ей это нравилось, а отчасти смѣшило. Она давала мнѣ прозвища, называла меня своею тѣнью, своимъ вѣероносцемъ, оттого что я ходилъ за нею неотвязно и носилъ за нею вѣеръ, какъ носятъ слуги.

Если бы не рана и болѣзнь, быть можетъ, было бы иначе. Моя нервная слабость толкнула меня въ эти путы. Бывало, ночью запрусь, лягу на койку и плачу. Думаю о Клавдіи и плачу по цѣлымъ часамъ. Хочется сдѣлать для нея — что-нибудь такое, чтобы она не знала и никогда не узнала; рыцаремъ выѣхать во славу ея имени и не вернуться назадъ, носить вериги любовныя, погибнуть въ безвѣстности.

Пусть она скажетъ мнѣ единое слово. Я съ башни брошусь, руку сожгу на огнѣ.

И кажется, что это не Клавдія, а будто само божество, живой идолъ, прекрасный, загадочный, злой.

Черезъ три недѣли у насъ явилась наконецъ иная забота. Въ Сангунъ пришелъ русскій крейсеръ „Диръ“ и сталъ разоружаться. Потомъ явился другой крейсеръ „Селена“. На обоихъ судахъ было до тысячи людей. Фонъ-Гюнихъ помогалъ ихъ устраивать и устроилъ недурно, но все-таки были они, какъ овцы безъ пастыря. Это даже представить трудно. Русскіе матросы въ плѣну у китайцевъ и русскія пушки подъ китайскими замками. Фонъ-Гюниху пришлось много хлопотать, онъ попросилъ меня принять участіе въ хлопотахъ. Я принялъ участіе на собственный ладъ.