Читать «Собрание сочинений в 4 томах. Том1. Путь на Грумант. Чужие паруса» онлайн - страница 115

Глава двадцать четвертая

ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА

Весна была холоднее прошлогодней. Вот уже второй месяц держались лютые морозы. Во время последней охоты Ваня обморозил щеки и нос и теперь не выходил из избы, смазывая лицо оленьим жиром. В становище поморов опять стучалась цинга. Почувствовал слабость Алексей: как и прошлой весной, у него стала болеть голова, кровоточили десны. Он похудел и ослаб. Цинга не тронула ни Вани, ни Шарапова, Федор был по–прежнему плох и не вставал с постели.

Прошло две недели с тех пор, как был убит последний тюлень. Запропали куда–то и песцы. Когда Степан отправлялся на охоту, его ждали с особым нетерпением, надеясь, что на этот раз поход окажется удачнее.

Вот и сейчас Алексей и Ваня настороженно прислушивались к звукам, доносящимся снаружи: Шарапов ушел по ближним ловушкам. Время томительно тянулось. Наконец послышались далекие шаги по звонкому снегу. Алексей по походке чувствовал, что Степан торопился. Громыхнула щеколда. Степан громко затопал в сенях, отряхивая снег.

Охотник вошел в избу и молча стал раздеваться. Он долго возился, снимая малицу. Мороз крепко приклеил бороду к оленьему меху.

— Нет зверя, пусто, — еле двигая онемевшим подбородком, сказал Степан. — Хотел было дальше идти, за Черный камень, да мочи нет, мороз не пустил.

С помощью Вани он разделся и стал отогревать замерзшие ноги и руки. И говорил и раздевался Степан, не поднимая головы.

— Ничего, Степа, повременю, перебьюсь. Авось потеплеет, не век морозу жить, — бодрился Алексей.

Шарапов взглянул на бледное, со впавшими щеками лицо Химкова, и у него защемило сердце.

— Вдвоем бы идти способнее, — виновато пробормотал он. — Одному страшно. Как, Ванюха, недужишь все?

Ваня молча кивнул головой. Степан мысленно ругал себя, что не усмотрел, позволил морозу отнять в такое трудное время надежного помощника.

В молчании прошел этот вечер.

Назавтра, выйдя из избы, Степан заприметил вдали над мертвым, однообразным морем, покрытым шероховатым ледяным панцирем, длинную полоску тумана, державшуюся на одном месте. Эта туманная полоска была как бы слабенькой, но новой нотой в скучной и монотонной песне арктической зимы.

«Лед в заливе разошелся, — соображал Степан. — Какая никакая, а весна. А может, и от мороза треснул… Ишь ведь, хватает как, проклятущий», — и он, скинув рукавицу, зажал в теплой ладони помертвевший нос.

Степан забрался на скалу. Теперь он ясно видел разводье, или, вернее, широкую трещину, разорвавшую лед. Над черной извилистой линией в морозном воздухе клубились испарения, очевидно трещина разошлась совсем недавно.