Читать «Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія (Старая орфография)» онлайн - страница 6

Такъ раздумывалъ Странникъ на скамьѣ своего вагона, но онъ утѣшалъ тебя тѣмъ, что онъ свободенъ теперь и можетъ ѣхать, куда ему вздумается.

— Я столько ждалъ! — говорилъ онъ себѣ, могу подождать еще годъ или два. Я ѣду на западъ, но, объѣхавъ кругомъ землю, могу пріѣхать съ востока. Удаляясь, приближаемся!..

Въ то же самое время Странникъ почувствовалъ, что гнѣвъ и раздраженіе, собравшіеся въ его душѣ противъ странныхъ людей, съ которыми онъ велъ такіе злобные споры на стогнахъ и въ жилищахъ города, исчезли и смѣнились жалостью и любовью.

— Живите! — говорилъ онъ имъ теперь, когда уже больше не могъ ихъ видѣть. — Не слушайте ничьихъ кладбищенскихъ рѣчей, цѣпляйтесь за каждый выступъ жизни, за каждый корень, торчащій изъ ея узкихъ каменныхъ разсѣлинъ!..

— Дѣлайте то, что можно дѣлать и старайтесь дѣлать то, что невозможно; сносите щебень для того, чтобы засыпать пропасти; обтесывайте камень за камнемъ, чтобъ строить мосты, не гнушайтесь малаго, но ищите бо́льшаго, не отступайте передъ дѣтскими азами, но, повторяя ихъ, чувствуйте какъ взрослые люди!..

Странникъ почувствовалъ, что любовь къ родинѣ живетъ въ его душѣ еще сильнѣе, чѣмъ прежде, и что изъ прежняго безпредметнаго чувства она стала ярче, получила плоть и кровь и опредѣленныя формы. Онъ любилъ теперь и этихъ смутныхъ искателей пути, бродившихъ вмѣстѣ съ нимъ у заповѣдной ограды, онъ благословлялъ и молодыя толпы, мятущіяся въ поискахъ истины, и тѣ широкіе нижніе слои, на прочномъ фундаментѣ которыхъ закладывалось основаніе грядущаго.

Такъ думалъ и чувствовалъ Странникъ, сидя на скамьѣ, а вагонъ быстро катился впередъ, слегка подскакивая на поворотахъ дороги. Газовый рожокъ мелькалъ подъ потолкомъ, осенній дождь мелкимъ и частымъ шелестомъ стучалъ въ окна. Кругомъ поѣзда разстилалась такая же скучная, унылая, дождливая равнина, какъ и та, которая осталась тамъ, по другую сторону ограды.

Парижъ, 1900 г.

Въ Италіи

Очерки.

Когда я слишкомъ долго остаюсь въ каменныхъ нѣдрахъ большого столичнаго города, мною постоянно овладѣваетъ назойливая и нетерпѣливая тоска. Мнѣ начинаетъ казаться, что я запертъ въ обширной каменной темницѣ, вымощенной гранитомъ и закованной въ крѣпостную ограду. Фонари на улицахъ мерцаютъ, какъ корридорныя лампы, высокія крыши домовъ смыкаются, какъ сводъ, и городовые на перекресткахъ молчатъ, какъ тюремщики, и стерегутъ арестантовъ, чтобы они не убѣжали на просторъ.