Читать «Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ четвертый. Скитанія» онлайн - страница 168
Владимир Германович Богораз
Ну, хорошо!.. Черезъ двѣ недѣли они вдругъ сообщаютъ намъ по телефону, „Ильинъ день“ этотъ:
— Отнынѣ мы васъ охранять не будемъ, а будемъ съ вами воевать!
— Какъ? Что? Это противно договорамъ!
— Ну, какъ знаете! — говорятъ. — Мы сами не думали, но намъ изъ Пекина начальство велитъ!
— Неужели, — говорю, — вы, И-Линъ-Дянь, на насъ нападать будете? Мы вѣдь только вчера вмѣстѣ обѣдали!..
— Нѣтъ, — говоритъ, — не будемъ! А только вы лучше уйдите!.. Вотъ вамъ двухнедѣльный срокъ!
Ну, мы, дѣйствительно, ушли. Крайнія станціи стянулись на западъ, другія отступили къ Амуру.
Ну, и они слово сохранили, не тронули насъ. Знаете, даже такъ было. Ѣдутъ двѣ дамы желѣзнодорожныя; ненастье, грязь непролазная, застрялъ тарантасъ въ ямѣ дорожной. Идутъ мимо китайскія войска, видятъ, тарантасъ сдвинуться съ мѣста не можетъ, поставили ружья, подошли, вытащили тарантасъ, помогли выбраться на мѣсто посуше, потомъ пошли дальше. И въ поселкахъ нашихъ они ничего не разрушили. У насъ на Хинганѣ они даже знаки ставили на желѣзнодорожныхъ домахъ, чтобы ихъ не трогать; прокламація была китайская: русскіе теперь ушли, а мы будемъ пользоваться ихъ дорогой. Были, правда, здѣсь пожары, да и то больше свои же русскіе бродяги поджигали, чтобы грабить… Вотъ, напримѣръ, складъ мучной, мы его открытымъ оставили, такъ его свои же рабочіе Богъ знаетъ въ какое мѣсто обратили, муку испакостили!..
Зато теперь мы господами стали! — заключилъ мой собесѣдникъ послѣ длинной паузы. — Гдѣ хотимъ, тамъ и роемъ, и строимъ… По всей линіи, кажется, только въ Ажехе амбань остался, для разбора съ рабочими что ли, а про цицикарскаго мы и не слышимъ совсѣмъ, какъ будто его и въ живыхъ нѣтъ… Только землекопы да каменщики китайскіе при насъ остались… Конечно, для насъ такъ много лучше!..»
Рельсы не были уложены только на 45 верстъ, между станціями Мендухей и Якши, но мы проѣхали на лошадяхъ отъ самаго Хингана. На этомъ промежуткѣ желѣзная дорога устроила почтовую гоньбу, но по мѣрѣ того какъ начинаютъ ходить поѣзда, почтовыя станціи снимаются. Мы ѣхали немногимъ больше сутокъ, пользуясь большей частью желѣзнодорожными участковыми лошадьми, такъ какъ почтовыхъ не хватало. Дорога идетъ по извилинамъ рѣчныхъ долинъ, столь же удобныхъ для прокладки полотна, какъ и монгольская пустыня, оставшаяся сзади. Полотно, впрочемъ, уже было готово, и даже шпалы уложены, не хватало только рельсовъ, которыхъ никакъ не могли подвезти къ конечному пункту укладки изъ-за ежедневныхъ крушеній. Если бы не эта задержка, смычка состоялась бы недѣлю тому назадъ.
На послѣднемъ перегонѣ намъ пришлось-таки заѣхать на почтовую станцію. Она состояла изъ старой монгольской юрты съ изодранными войлочными стѣнами, которая одиноко и уныло стояла среди степи. Въ оградѣ, грубо сплетенной изъ ивовыхъ сучьевъ, стояли полудикія монгольскія лошади, а въ травяномъ шалашѣ жили ямщики. Это удивительное мѣсто называлось — Якши Казачьи, въ отличіе отъ Большихъ Якшей, лежавшихъ на двадцать верстъ дальше, гдѣ снова начиналась желѣзная дорога. Народное остроуміе впрочемъ перекрестило станцію въ Якши Собачьи. Дѣйствительно, люди, жившіе здѣсь, вели настоящую собачью жизнь. Внутри юрты было темно, какъ въ гробу; верхнее отверстіе заткнуто для тепла, и свѣтъ проникалъ только сквозь щели и дыры войлока. Маленькая желѣзная печь испортилась и не топилась уже двѣ недѣли, а пищу приготовляли у костра на открытомъ воздухѣ. Люди, жившіе въ этой кибиткѣ, вообще пріобрѣли всѣ привычки кочевниковъ. Даже старый самоваръ, сиротливо стоящій въ углу, былъ такъ измятъ, какъ будто его лѣтъ десять волочили по бѣлу-свѣту на быкахъ или верблюдахъ.