Читать «Смирновы. Водочный бизнес русских купцов ов» онлайн - страница 6

Владимир Смирнов

С целью помочь беженцам я отправился в Екатеринодар.

Коменданта станции Ессентукской не было на месте. На станции царил бедлам, попасть в вагоны не было никакой возможности из-за огромного числа военнослужащих и гражданских с мешками и узлами.

Мне казалось, что отсюда не уеду никогда.

Но, как ни странно, выручила моя фамилия. Заместитель коменданта, подпоручик Карпенко, отказывался выдать мне пропуск для проезда до станции Екатеринодар, пока я не назвался, кто я и откуда.

– О, вашу водку я хорошо помню! – улыбнулся офицер, ставя на бумаге свою размашистую подпись. – Дан сей Смирнову В.П. на беспрепятственный выезд со станции Ессентукской до станции Екатеринодарская. Число? Какое сегодня? 28 января 1919 года. Подписью и приложением печати удостоверяется…

Он дунул на печатку с орлом, с грохотом опустил ее на бумагу:

– Документ готов!

Вручая его мне, улыбнулся:

– Вот уж не думал, с кем судьба сведет. С самим Смирновым! Но вы там осторожно. По сведениям лазутчиков, красные готовятся прорвать фронт где-то в том районе…

– Бог не выдаст, свинья не съест, – беспечно ответил я, не подозревая, что через какое-то время моя фамилия сослужит мне уже плохую службу.

Наш поезд, следуя по маршруту на Екатеринодар, был остановлен на перегоне у Пятигорска сваленными поперек дороги бревнами.

Мы вышли из вагонов, чтобы расчистить завалы, и многие получили пулю в лоб, нарвавшись на атаку отряда Первой конной армии Буденного13.

От пулеметного огня погибло много офицеров и беженцев. Отстреливаясь, я попытался скрыться, но был захвачен красными.

Меня расстреливают чекисты

Пять дней и ночей большевистского плена я буду помнить до самой своей смерти, как пять дней настоящего ада.

В грязном подвале молодой комиссар задавал нам вопросы, составляя расстрельные списки.

Делал он это формально, ставя «Расстрелян» напротив фамилий пленников уже заранее.

Со мной он провозился дольше.

– …Фамилия!

– Чья?

– Твоя, контра!

– Смирнов…

– Громче!

– Смирнов…

– Имя, иуда!

– Владимир.

– Громче!

– Владимир…

– Отчество?

– Петрович. Отец – Петр Арсеньевич Смирнов…

– Тот самый? Или ты – однофамилец?

– Чей? – не понял я.

– Смирнова, тупица! Винзаводчика!

– Да, мой отец производил водку. Имел заводы в Москве и в Дагестане…

– А-а, так, значит, все-таки тот самый?! – обрадовался комиссар. – Поставщик двора кровавого Николашки?

– Отец был Поставщиком Двора Его Императорского Величества Императора Николая Александровича Романова…

– Ну-ну, не хватай за язык, это не меняет дело. Было величество и – сплыло! И с тобой будет то же самое…

Прошелся концом карандаша по списку, ища мою фамилию. И вписал: «Расстрелян».

И вот в начале весны 1919-го палачи из ЧеКа14 повели меня довершать дело.

День расстрела я помню отчетливо. Он выдался на редкость теплым и был солнечным и радостным до какого-то веселого безобразия.

Если не знать, что происходит, можно было подумать, что компания военных совершает восхождение на гору Машук15. Я иду впереди, небрежно набросив на плечи английского покроя френч16. Руки засунуты в карманы галифе, заправленные в высокие офицерские сапоги, испачканные каменной пылью. Белая шелковая рубаха расстегнута на груди, и в иконке Спасителя на простой железной цепочке, отражаясь, играют солнечные лучи. У моих конвоиров добродушные мужицкие лица, от них пахнет табаком и водкой. Весело и дружно хохочут они над каждой моей шуткой, но глаза их цепко и хищно ощупывают скаты горы. Эти четверо далеки от романтических мыслей о красоте гор и здешних мест. Они ищут подходящую пещеру, которая станет моим склепом, чтобы кинуть туда мой хладный труп, начинив его двумя десятками свинцовых пуль из своих «мосиных», что держат узловатыми пальцами наперевес.