Читать «Смешнее, чем прежде. Рассказы и повести (Сборник юмористических и сатирических, но в основе бытописательских рассказов.)» онлайн

Владимир Рафаилович Марамзин

Книги того же автора

Тут мы работаем. Рассказы человека, не всегда абсолютно серьезного. Изд. «Детская литература», Л. 1966 и 1973

Кто развозит горожан. Не совсем серьезные рассказы, из которых, однако, можно узнать кое-что полезное. Изд. «Детская литература», Л. 1969

Блондин обеего цвета. Взаимная повесть. Изд. «Ардис» (США), 1975

Ich, mit einer Ohrfeige in der Hand. Erzahlungen. Verlag Ullstein, Berlin, 1977

Я, с пощечиной в руках

Рассказ

Я собрался закурить, вынул папиросу, зажег ее, но курить не стал, а заторопился и побежал вон из цеха, в новое здание, в склад готовых изделий. Со мной так бывает.

Папиросу я забыл в своей руке, а ее, то есть руку, оставил болтаться, как ей захотелось. Повторяю, так со мною бывает.

Эта забытая, оставленная рука и наделала мне много беды.

Сразу же около здания цеха я встретил знакомого монтера Белоглазова.

Когда издалека приближаешься по прямой, надвигаешься друг на друга в упор, несколько раз опуская и опять уставляя на другого глаза, то уже и неизвестно, в который момент поздороваться, и всегда будет или слишком рано, или поздно.

Неожиданно он передо мной остановился.

— Здор-р-рово! — сказал я и хотел пробежать.

Вдруг я заметил, что он мне не отвечает, только пальцем указывает куда-то вверх, за моей спиной, прямо вверх.

— Куда, куда? — спросил я почему-то, в самом деле ничего не понимая.

— Не куда, а что, — сказал Белоглазов. — Читай.

Я оглянулся и увидел плакат. На плакате была нарисована огромная, словно труба, несминаемая макаронина папиросы. Из нутра папиросы выходил сизый дым. Сделав два плавных, лекальных изгиба, дым улетал за пределы щита. Вся эта интересная картина была с удовольствием перечеркнута из конца в конец плаката аккуратной коричневой буквой Х. «Здесь курить воспрещается», — было написано среди этой буквы.

Я знал этот плакат, я хорошо его помнил. Иногда он даже немного мне снился.

— Читай, читай! — сказал Белоглазов.

— Да я знаю, я читал, — сказал я, переступая на месте, потому что в голове я уже побежал по делам.

— Чего же ты куришь? — спросил Белоглазов с презрением. От этого презрения я слегка забеспокоился. Если человек позволяет себе выражать так открыто презрение, значит, он знает позади себя силу.

Мне бы сразу же тогда сообразить, но я торопился. Если б я тогда сообразил, то рука что-то сделала бы с той папиросой. На руке был широкий рукав пиджака. На руке были ловкие пальцы для этого дела. Но я забыл про нее, то есть руку, и она ничего с папиросой не сделала.

— Я не курю, — сказал я только, потому что я еще не курил и хорошо это помнил.

— Куришь!

— Нет, не курю, — отвечал я с досадой.

— Ты еще недоволен? — сказал Белоглазов. — Куришь на территория и еще недоволен.

— Я доволен, — сказал я.

— Чем ты доволен?

— Ну всем… всем доволен.

— Ты, что, издеваешься надо мной? — сказал Белоглазов. Он оглянулся, увидал, что людей рядом нет, и сказал мне одно очень обидное слово, которого я ни за что не повторю.

— А этого, — сказал Белоглазов радостно, — я тебе не оставлю так, сука!

Он указал на мою папиросу и, повеселевший, отправился дальше.