Читать «Смерть экспертизы. Как интернет убивает научные знания» онлайн - страница 172

Том Николс

А я не хуже тебя

И, наконец, наибольшую тревогу вызывает тот факт, что представители западных демократий, и американцы в частности, перестали понимать, что есть демократия. И это, возможно, больше, чем что-либо иное разрушило отношения экспертов и граждан. Отношения экспертов и граждан перестали быть «демократическими». Все люди не могут быть одинаково талантливыми или умными. Однако демократические общества всегда испытывают искушение самым досадным образом настаивать на равенстве всех, открывая тем самым дорогу агрессивному невежеству.

И это, как ни печально, текущее состояние современной Америки. Граждане уже не понимают, что демократия – это состояние политического равенства, когда каждый гражданин обладает одним голосом, и все граждане равны перед законом, никто не выше другого, и не ниже. Сейчас, похоже, американцы склонны воспринимать демократию, как состояние реального равенства во всем, при котором каждое мнение так же хорошо, как любое другое, причем практически по любому вопросу. Чувства гораздо важнее фактов: если люди думают, что вакцинация опасна, или если они верят, что половина американского бюджета направляется в качестве иностранной помощи, тогда было бы «недемократично» и «элитарно» оспаривать их мнение.

Эта проблема не нова и присуща не только Соединенным Штатам. Британский писатель Клайв Стейплз Льюис еще давно предупреждал об опасности для демократии той ситуации, когда люди перестают видеть разницу между политическим равенством и реальным равенством людей. Он говорит об этом в великолепном коротком рассказе, опубликованном в 1959 году, главный герой которого – один из самых известных литературных персонажей, весьма умный и злой бес Баламут.

Так как Баламут занимает одну из ведущих должностей в бюрократии Ада, его приглашают произнести напутственную речь на выпускном банкете бесов-искусителей. В своей речи Баламут отодвигает в сторону то, что, по его мнению, является скучным занятием – искушать людей по отдельности – и вместо этого делает обзор в мировом масштабе. И хоть он не одобряет прогресса человечества (включая французскую и американскую революции, а также отмену рабства, помимо прочих моментов), все же он возлагает большую надежду – для Ада, а не для людей – на использование понятия демократии и отходе от ее благородного предназначения.

«Ключевое слово тут «демократия… весьма отдаленно связанное с тем, что вы пытаетесь им всучить», – весело наставляет Баламут выпускников, а потом обещает им, что с помощью этого слова, как «простого заклинания», можно заставить людей поверить не только в откровенную ложь, но и подпитывать эту ложь, как желанное чувство:

«Как вы понимаете, я имею в виду чувство, которое рождает фразу: «А я не хуже тебя!»

И, наконец, наибольшую тревогу вызывает тот факт, что представители западных демократий, и американцы в частности, перестали понимать, что есть демократия.

Произнося такую фразу, никто не верит ей. Если бы кто верил, он бы так не сказал. Сенбернар не скажет этого болонке, ученый – невежде, красавица – дурнушке. Если выйти за пределы политики, на равенство ссылаются только те, кто чувствуют, что они хуже. Фраза это именно и означает, что человек мучительно, нестерпимо ощущает свою неполноценность, но ее не признает.

Тем самым он злится. Да, его злит любое превосходство, и он отрицает его, отвергает».