Читать «Слово шамана (= Змеи крови)» онлайн - страница 147
Александр Прозоров
— Поеду, — кивнул Толбузин. — Моя голова теперича с вашими заодно. Хоть посмотрю, чего ради рискую.
* * *
Единственным, но неожиданным препятствием для быстрого пути оказалось то, что самоед не умел ездить верхом. Впрочем, это было не очень страшно — Костя Росин, когда ухнулся в это время, тоже лошадей побаивался. И ничего, в седле держаться научился, и довольно быстро.
Однако саам категорически отказывался даже приближаться к низкорослым пузатым зверям, упрашивая, чтобы ему разрешили пойти пешком. В конце концов, боярский сын Толбузин отступил и позволил шаману ехать на санях. А заодно уж повелел собрать в дорогу санный обоз — путь предстоял неблизкий, а потому проще загрузить припасом несколько повозок, чем упаковывать лишние тюки в чересседельные сумки и гнать перед собой целый табун грузовых коней.
Поход начался с Клязьмы. Съехав на лед, обоз из десяти саней, сопровождаемый тремя десятками Росинских и Толбузинских холопов, двинулся вниз по течению, влившись в почти непрерывный поток из тяжелогруженых саней и телег. Шли ходко — по берегам высилось немалое количество постоялых дворов, а потому тратить время на разведение огня, приготовление ужина, на обустройства лагеря не приходилось — тратить приходилось серебро. В день под полозья ложилось верст по тридцать, а потому до богатого града Владимира добрались всего за десять дней.
Впрочем, дальше получилось идти еще быстрее: река стала заметно шире, сани двигались по два ряда в каждую сторону, и запряженные попарно боярские сани легко обгоняли медлительные мужицкие и купеческие повозки, в то время, как веселые холопы с гиканьем расчищали путь. К Нижнему Новгороду вышли спустя двенадцать дней после Владимира и повернули вниз по широкой Волге.
От Нижнего до Казани всего-то полтораста с гаком верст, примерно как от Владимира до Нижнего, но этот путь потребовал уже два десятка дней. Каждый вечер, задолго до темноты, опричник выбирал место для лагеря, и холопы торопливо ставили два шатра — себе и боярам, заготавливали дрова. Уже в сумерках разгорался огонь, на котором в большом казане варилась густая мясная каша. Росин и Толбузин не привередничали, ели из общего котла, а вот самоед нередко отказывался от еды, отходил от лагеря и с головой зарывался в снег. Вскоре его горячее дыхание пробивало в сугробе небольшую отдушину, отчего убежище шамана начинало напоминать медвежью берлогу, и там, под толстым снежным одеялом он и оставался до рассвета.
После двадцати лет в составе Руси, движение по Волге здесь стало куда как оживленнее, и татары не смотрели волком, а улыбались дружелюбно и норовили продать что-нибудь из скотины: барана, козу, слабого жеребенка или кобылу, а то и верблюда. Свиней, правда, не держали, и русских путников это огорчало, но Толбузин только смеялся:
— Ничего! Дай срок, и свиней разведут. Жрать, может, и не станут по своему басурманскому обыкновению, но нам солонину заготовят.