Читать «Скрытая перспектива» онлайн - страница 80

Роберт Капа

Я хотел провести первую ночь в «Ritz» — лучшем из лучших отелей. Но там все уже было занято. Армия Хемингуэя вошла в Париж другой дорогой и в результате короткого и успешного боя освободила от фашистских мужланов главный объект — отель «Ritz». Вышибалой у входа стоял рыжий, радостно скаля выбитые передние зубы. Он сказал, очень убедительно имитируя Хемингуэя: «Папа взял хороший отель. В подвале много интересного. Быстро наверх!»

Он не соврал. Папа помирился со мной, устроил для меня вечеринку и вручил ключ от лучшего номера.

XI

Праздник освобождения Парижа был самым незабываемым днем в моей жизни. Через семь дней после самого незабываемого настал самый грустный. Продукты кончились, шампанское кончилось, девушки разбрелись по домам, им предстояло описать родителям все обстоятельства освобождения. Магазины закрылись, улицы были пусты, и мы вдруг осознали, что война вообще-то не кончилась. Она шла всего в двадцати пяти милях от нас.

В этот седьмой день я сидел в баре отеля «Scribe», любезно отданного военными в распоряжение журналистов, и пытался научить Гастона делать самый ядреный коктейль под названием «Грустный ублюдок». Пока он смешивал томатный сок, водку и вустерширский соус, я затянул свою погребальную песню, в которой оплакивал искусство военной фотографии, испустившее дух всего шесть дней назад. Никогда больше не будет таких пехотинцев, как в североафриканских пустынях или итальянских горах; никогда больше не будет такой высадки, как в Нормандии, такого освобождения, как в Париже.

Я сказал Гастону, что возвращаться на фронт нет смысла. Отныне я буду лишь повторяться. Любой снимок упавшего солдата, катящегося танка, безумно машущей руками толпы будет смотреться младшим братом картинок, снятых мной ранее.

Гастон разлил коктейль и запричитал о своем героическом прошлом.

Во время оккупации он воевал вместе с испанскими партизанами-антифашистами на юге Франции. Большинство из них были изгнанными республиканцами, в том числе их командир — генерал Альварез. Танков у них не было, даже пулеметов было мало, но воевать вместе с ними никогда не было скучно.

«Теперь, когда юг Франции освобожден, — сказал Гастон, — я поменял винтовку на шейкер для коктейля. Но испанцы не сложили оружие. Скоро они перейдут Пиренеи и выгонят Франко из Испании».

Я допил коктейль. Стало лучше.

Когда в январе 1939 года фашисты захватили Барселону, все сто миль дороги, ведущей из этого города к границе с Францией, были запружены людьми, бегущими от легионов Франко. Интеллигенция и рабочие, крестьяне и торговцы, матери, жены и дети — все они шли за машинами, в которых двигались жалкие остатки разбитой республиканской армии. Они тащили свои узелки и брели на опухших ногах в свободную демократическую Францию.

Газетчики написали об этих людях свои статьи, я их сфотографировал. Но миру это было не очень интересно, а через несколько лет появилось много других людей на других дорогах, которые бежали и падали, подгоняемые теми же солдатами с той же самой свастикой.

Французские жандармы приняли истощенных испанских беженцев с жестокостью и безразличием благополучных, сытых людей. Один за другим беженцы подходили к границе. С тыла их исход оберегали бойцы республиканской армии — несколько тысяч солдат, составлявших Мадридскую бригаду. Они бились с врагом с первого дня до последнего, но когда все мирные жители пересекли французскую границу, им ничего не оставалось делать, как войти вместе с ними в эту страну. Их командир, генерал Модесто, восседал на белом коне у испанско-французской границы. Солдаты бригады шагали в мерцающем свете факелов. Их винтовки были начищены до блеска, головы гордо подняты вверх, в глазах блестели отсветы огня. Проходя мимо генерала, они, сжимая кулаки и вытягивая правые руки, кричали: «Ya volveremos... Мы вернемся!»