Читать «Скотный дворик (сборник)» онлайн - страница 25

— Гады эти мужики…

Город маленький, и в тот же день последовало несколько сочувственно-негодующих звонков от приятельниц.

— Ты этого так не оставляй. Ударил раз — войдёт во вкус, будет всегда поднимать на тебя руку.

— Главное, не пори горячку. Бьёт — значит любит. Когда будет каяться, меньше чем на цепочку с кулоном, в виде отступного, не соглашайся. Из мужиков в это время верёвки можно вить.

— А я своему сразу отпор дала, — делилась третья подруга.

— Это как? — обречённо поддержала я игру. Всё равно, чем красочнее я описывала: как нагнулась за охапкой дров, как глупая Кэрри со всей дури подпрыгнула, как из моих глаз посыпались искры — тем больше скучнели подруги. В их вежливо-терпеливом молчании слышалось: «Рассказывай, рассказывай…»

— Однажды напился, полез с кулаками, — объяснила подружка. — Я взяла кухонный нож и говорю: тронешь хоть пальцем — убью, пусть даже спящего во сне. Это первое средство в таких случаях. Мужики, которые дерутся — они же страшенные трусы. С тех пор — ни-ни.

— М-м, высокие у вас отношения. Весело живёте…

Спустя месяц, пройдя все положенные стадии цветов — от грозового фиолетового до неспелого лимонного, — синяк прошёл, и я была уверена, что искупила вину перед Яной и Борисом. Но тут ещё раз — видимо, для профилактики, чтобы хорошенько запомнила — шандарахнулась так, что первый случай был просто цветочки по сравнению с этим.

У нас по краю огорода проходит общая газовая труба (называется: участок с обременением). Чтобы не пропадать земле, насадили там малину — себе на беду. Потому что все любители малинки про невидимую в зарослях трубу забывали и непременно об неё стукались различными частями тела. Но не сильно: почешут больное место, ругнутся — и дальше обирают ягоду. Все, кроме меня.

— И как это можно забывать о трубе? — искренне удивлялась я. — Вот у меня, как в малинник вхожу, в мыслях уже на уровне рефлекса заложено: осторожно, труба!

После чего, залезши под трубу за крупными, с пол-ладони, рассыпчатыми ягодами, я глубоко задумалась о чём-то и резко встала. На уровне рефлекса. Под трубой.

Удар пришёлся по надбровью. Стодвадцатимиллиметровая в сечении, на бетонных подпорках, труба от мощного удара загудела и завибрировала по всему участку. Вот мало что в тот момент помню, а гудение и вибрацию толстой трубы помню отлично. Над бровью образовалось что-то живое и горячее, и это «что-то» под кожей начало стремительно расти, наливаться, набухать и тяжелеть, как гирька. Пока я, обливаясь слезами от страха и боли, подвывая, неслась в дом в ванную, «гирька» странным образом обогнула глаз и стекла в многострадальную скулу.

Когда я приложила все случившиеся на пути холодные металлические предметы, а также намоченный в холодной воде платок, и осмелилась взглянуть в зеркало…

Мама родная! Видок был такой, будто под глаз впрямь засандалили гирьку грамм на двести. Вот вы думаете: есть один цвет, чёрный. А я вам авторитетно заявлю, что у чёрного имеются десятки богатейших и тончайших оттенков — от зеленоватого до сливового, — и все они причудливо переливались и менялись у меня на глазах, как нефтяное пятно в луже.