Читать «Сказки старого Вильнюса, 1 том» онлайн - страница 126

— Ну, положим, дегтярного мыла у меня нет, — бормотала она вслух. — И хозяйственного тоже — интересно, оно вообще еще есть в природе? И окурки я не коллекционирую — выходит, зря. Антиникотиновую кампанию небось тля и развязала, чтобы перестали ее табаком травить... Зато чеснок у меня точно есть. Даже в магазин идти не придется. И что там еще? Как, только чеснок? Головку чеснока растереть и залить теплой водой? Ну ничего себе. Неужели поможет? Ладно, посмотрим.

Пять минут спустя Сабина сидела на кухне с противным мокрым ледяным компрессом на пострадавшей ноге и терзала на терке начищенный чеснок, которому не было видно конца. Иногда головка — это целых семнадцать мелких зубчиков, помоги мне боже.

Сабина ненавидела это занятие, даже яблоки и морковку никогда себе не терла, грызла так. Но тут уж расстаралась. Она бы сейчас не семнадцать — сто зубчиков натерла, если бы вдруг выяснилось, что это необходимо. Делать, что можешь, оказалось гораздо легче и приятнее, чем сидеть и думать, что не можешь сделать ничего.

«Сейчас залью эту дрянь водой, пару часов постоит, и начну протирать листья, — думала Сабина. — Аккуратно, один за другим. Ка-а-а-ак протру все — никому мало не покажется! А завтра еще раз, и потом еще — сколько понадобится. И тля передохнет, и все станет хорошо — с этим чертовым перцем и с Ежи тоже. Симпатическая магия, бред, ахинея и мракобесие. А все равно станет».

И, торжествующе улыбаясь, отправилась мыть терку.

Улица Швенто Игното (šv. Ignoto g.) Четыре слога

По улице Швенто Игното идет маленькая женщина в синем льняном платье. Почти поравнявшись со мной, поднимает глаза и, охнув, прижимает правую руку к груди, а левой машинально поправляет челку.

— Митя? — беззвучно, одними губами спрашивает она.

Значит, Митя.

— Здравствуй, — говорю я.

— Митя, — повторяет маленькая женщина. Теперь уже вслух. — Ну надо же, а. Живой.

Силится улыбнуться, но губы кривятся, дрожат, как будто она сейчас заплачет.

Но не заплакала.

Ее зовут Ася.

— Ты же утонул, — неуверенно говорит она. — Четырнадцать лет назад. Андрей писал, с которым вы вместе ездили... Нет?

— Да нет, конечно, — говорю. — Сама же видишь. — Ну слушай! — выдыхает маленькая Ася. И почти возмущенно повторяет: — Ну слушай! Как же так, а? Я, конечно, на похороны не ходила, я же тогда в Питере была... Ай, ладно, в Питере, не в Питере, все равно бы не пошла, сам знаешь.

— Знаю, — говорю я. — Ты на меня очень сердишься?

— Сержусь? — Задумалась, помотала головой. — Нет, что ты, совсем не сержусь. Я сейчас просто рада, что ты живой... Слушай, у тебя время есть? Пять минут? А сигареты? Давай сядем покурим, ладно? Ты еще куришь? Не бросил? Сейчас стало модно бросать. Может, и правильно, все-таки очень вредно...

Про себя огрызаюсь: «Утопленникам не вредно», — но вслух не говорю. Асе такие шутки не нравятся. Вместо ответа достаю из кармана серебряный портсигар, открываю, подаю ей. У меня крупные загорелые руки с ухоженными ногтями. Левая почти безупречно красива, правую портит слишком короткий кривой мизинец. Разглядываю их с интересом. Я никогда не вижу своего лица, на улице Швенто Игното нет зеркальных витрин, и это, наверное, к лучшему. А все-таки порой меня терзает любопытство, и тогда я напоминаю себе, что руки — это тоже очень много.