Читать «Сказка в творчестве Н.А. Римского-Корсакова» онлайн - страница 41

Речью сей дерзкой остались недовольны богатые гости, и прогнали они Садко с пира знатного. Так осуществляется завязка действия — столкновение спесивых купцов, настоятелей города с певцом-гусляром Садко — представителем "людей неимущих". Оскорбленный герой покидает пир, а вслед ему несется бойкая и насмешливая песня скоморохов "В Новегороде великом жил-был дурень", потешающих богатых купцов. Из интонаций, близких народным песням, соткана музыкальная ткань всей картины, но истоки самой песенности различны. Если в начале картины композитор использует напевы былинного типа, то в финале они дополняются плясовыми темами, которые подчеркивают празднично-игровую обстановку заключительного эпизода. Римский-Корсаков здесь остроумно подражает звучанию скоморошьего инструментария — гудкам, дудам, сопелям, их гнусавым, визгливым, звенящим тембрам.

В глубокой печали, отвергнутый самодовольной знатью, приходит Садко на берег Ильмень-озера (вторая картина), чтобы излить душу свою всему "раздольицу широкому", темной дубравушке, волне зыбучей. "Ой, ты, темная дубравушка", — затягивает он песню, жалуясь на свою судьбу. Печально звучит проникновенная, исходящая из глубины души мелодия, написанная композитором в манере русских народных протяжных лирических напевов. Приникая к богатейшему роднику народной культуры, свободно и непринужденно претворяет Римский-Корсаков характерные мелодико-ритмические и ладогармонические особенности национальной песенности. В песне Садко будто "поет" сама природа, с которой он связан неразрывными узами. Ей прежде всего герой доверяет свои мысли и чувства. "Голоса" ночного леса, подводного мира оживают благодаря его чудесному дару, как бы становясь частью его существа. Волнение героя передается природе, и она откликается на песнь его задушевную.

К лучшим страницам сочинения принадлежит ночной пейзаж на берегу Ильмень-озера, подобный поэтическому ноктюрну. Иными средствами по сравнению с миром реальным обрисованы в опере эпизоды фантастического плана. Если в бытовых сценах из жизни Великого Новгорода отчетливо прослеживаются связи с русской народной песней, господствует вокальность, то мир волшебный раскрывается, в первую очередь, с помощью богатейшей палитры оркестровых красок, изысканного инструментального письма, которым мастерски владел Римский-Корсаков. Музыкальные звукообразы подводного царства отличаются живописностью, красочностью, почти зримой осязаемостью. В причудливом непрерывном сочетании движутся навстречу друг другу группы струнных и духовых инструментов, постепенно они заполняют звуковое пространство, издалека доносится таинственный шорох — тремоло струнных, скользящий вниз-вверх пассаж арфы — мы словно ощутили легкое дуновение ветерка, пролетевшего над спящим озером и пробудившего его. Чудеса начинаются: "Всколебались волны синие, зашумела трость-дерево, и плывет стадо лебедей, оборачиваются лебеди красными девицами, а среди них Волхова — дочь Царя Морского”. Откуда-то из глубины возникает странная восходящая мелодическая линия, основанная на равномерном чередовании ”шагов” на тон и полутон. ”Глухие, темные” тембры фаготов и кларнетов усиливают впечатление необычности происходящего. В дальнейшем эта весьма своеобразная по интонационному составу мелодия предваряет сцены, происходящие в подводном царстве, как бы становясь его ”опознавательным знаком”. Выразительная певучая мелодия виолончелей и английского рожка, дополненная звукоизобразительным штрихом — аккордами флейт с форшлагами (подражание птичьему клекоту), сопровождает плывущую по озеру стаю белых лебедей и серых утиц, которые на глазах у Садко оборачиваются прекрасными девушками. Изумленный гусляр восклицает: