Читать «Силуэты города и лиц» онлайн - страница 12

И он просто бежал, исчез, испарился. Он не был злодеем, подлецом — обычный парижский слоняла, обаятельный персонаж из водевиля, которого вдруг поместили в трагедию, где ему не ужиться. Но Анна Семеновна ничего этого не понимала, она видела его сквозь грозную серьезность собственного чувства. «Как перстень в футляр» вложила она всю себя в этого человека, и когда он исчез, не стало и ее, одна лишь осрамленная оболочка, смятая, запачканная, отвратительная, надо скорее избавиться от нее. В этом свете понятно то ожесточение, с каким она пыталась уничтожить себя. Бросилась в Сену, ее вытащили, откачали, привели в чувство; едва оставшись одна, она запихала в рот горсть снотворных пилюль. Уцелела чудом. Оглушенную, в полусознании, Кругликова увезла ее в Москву.

Из клиники Голубкину выписали скоро, профессор Корсаков сказал, что она плохо действует на больных, те на нее. Умный врач, Корсаков понял, что таким натурам, как Голубкина, нужно иное лечение. Любимый друг, старшая сестра Александра Семеновна увезла ее в Сибирь к переселенцам. Больную душу надо лечить чужой болью. Так и вышло. Помогая своей сестре, фельдшеру, Анна Семеновна исцелилась возле страданий несчастных крестьян, обрекших себя на ужасы российского переселения. Сибирь закалила ослабевшую душу, вернула физическую бодрость.

И вот Анна Семеновна снова дома. Горький, страшный опыт осел на дно сознания, соединился с плотью, стал ее неотъемлемой частью, но грудь дышала, пальцы тянулись к глине, и цель жизни не изменилась: стать скульптором. А для этого надо вернуться в проклятый Париж…

Мне представляется такая сцена в доме Голубкиных. Умная, все понимающая мать Екатерина Яковлевна, конечно, напугана решением дочери ехать назад в город, который едва не вернул ее в сосновом гробу, но разговор ведет осторожно:

— Слушай, доченька, а чего тебя так тянет в этот Париж? Нешто в нашей академии плохому учат?

— Плохо, мамаша. Замшели они там. Конечно, профессор Беклемишев мастер. Он мне психологию открыл. А без нее нету портрета.

— Постой, дочка, мы в Петербурге не обучались, как ты сказала.

— Психология. Наука о характере. Лепить надо не то, что снаружи, а что внутри.

— Ага!.. Поняла, давай дальше.

— Но сам он мистик… Это кто о загробном мире больно задумывается. Путает, где этот, а где тот свет.

— Наводит тень на ясный день, — перевела для себя Екатерина Яковлевна.

— Он умный, светлый человек! — горячо заступилась Анна Семеновна. — Я бы молилась на него, кабы могла принять его дух. Но прими я, так все свое потеряю. Надо стать мастером, но не ценой отказа от себя.

Екатерина Яковлевна подумала и заглянула в самый корень:

— Скажи, доченька, а кто самый лучший по вашему делу?

— Роден.

— Вот к нему и надо ехать.

— Так он в Париже, мама, — улыбнулась Анна Семеновна. — В тот раз я сробела к нему пойти. Он знаменитый, важный. А сейчас не сробею, отвердело во мне что-то. Да и Антокольский сейчас в Париже, замолвит слово.