Читать «Сибирская любовь» онлайн - страница 377

Главный вопрос решила опять-таки Роза. Из Большого Сорокина она привезла древнеглазого еврейского дедушку со скрипичным футляром под мышкой. Звали старика Яковом, сын его и внук держали в Сорокине питейную лавку, а сам дедушка давно ушел на покой и ждал смерти. Смерть же, по его словам, как-то про старого Якова позабыла, а на беззлобные подколки вроде “ты б ей напомнил”, он отвечал: “ну не смешите мои тапочки, кто ж смерти о себе напоминает!” Возможность еще каких-то жизненных событий дедушка Яков воспринял со всем мыслимым воодушевлением и с хорошо знакомой ему Розой поехал охотно, тем более, что ни сын, ни внук никакого интереса к игре на скрипке так и не проявили, а вечное брюзжание бессмертного дедушки о старых добрых временах надоело им хуже горькой редьки.

Таким образом где-то к середине июня почти в центре Егорьевска, на берегу пожарного пруда и напротив собора появилась утоптанная, огороженная площадка под обширным навесом на столбах, между которыми на веревках висели флажки, вымпелы и фонарики. Огромная надпись перед входом гласила:

“ТАНЦЕВАЛЬНАЯ ПЛОЩАДКА ДЛЯ ВСЕХ СОСЛОВИЙ.

ЗАХОДИ И ВЕСЕЛИСЬ.

ПЛАТА С ДАМ, БАБ И ДЕВОК – 10 КОПЕЕК.

С ГОСПОД, МУЖИКОВ И ПАРНЕЙ – 15 КОПЕЕК.“

В первый день мы с Розой и Варварой (и все наши доброжелатели) очень волновались – вдруг никто не придет и вся затея провалится?

Когда начало темнеть, мы зажгли фонарики и еще четыре факела по углам. Все это красиво отражалось в пожарном пруду. Я села у входа с билетами, а дедушка Яков опустился в углу площадки на стул и заиграл на скрипке. Дрожащие звуки понеслись над водой.

Волновались мы напрасно. К началу действия вокруг уже собралось народу едва ли не больше, чем могла вместить огороженная площадка.

В основном пришли городские мастеровые со своими подружками. Крестьяне стояли поодаль и смотрели.

Яков закрыл глаза и играл вдохновенно и неутомимо, но каждые полчаса мы все равно устраивали ему перерыв, чтоб дедушка не перенапрягся.

В первый же вечер выручка составила пятнадцать рублей чистыми деньгами. Перед тем, как идти спать, мастеровые парни подходили ко мне (Минька и Павка указали им на меня, как на главного придумщика) кланялись и благодарили. Их застенчивые подружки с прилипшей к губам шелухой выглядывали из-за широких плеч кавалеров. Все мы очень радовались успеху.

В дальнейшем я расширила “дело” по нескольким направлениям. Во-первых, Роза устроила на берегу пруда что-то вроде вечернего буфета и продавала пироги, сбитень, самодельные конфеты и другие сласти. Мы крепко договорились с ней, что спиртного не будет (пьяные мастеровые мне были не нужны), однако, она явно меня обманывала, а я ничего не могла поделать. Сначала Роза торговала сама, а потом снарядила Хайме. Иногда Хайме подменял кто-нибудь по уговору, а она сама брала в руки гитару и пела протяжные калмыцкие песни, под которые русские крестьянки в нарядных сарафанах умудрялись вполне грациозно кружиться и перестраиваться рядами. Иногда на гитаре играла и пела Элайджа. Уговорить ее удалось не сразу и только с помощью Пети. У нее удивительный глубокий голос и, по всей видимости, абсолютный слух. Во всяком случае она безошибочно повторяла и наигрывала любую услышанную ею мелодию. Но петь среди людей она сначала боялась. Я объяснила это собравшимся, попросила их остаться за пределами площадки, провела Элайджу внутрь и посадила ее рядом с Яковом. Дедушка заговорил с нею по еврейски и Элайджа сразу оттаяла. Когда она начала петь (разумеется, тоже какие-то еврейские гимны), и взяла какую-то невозможно высокую ноту, собравшиеся вокруг люди восхищенно вздохнули, как один человек. Но гляди, Элен! Вот разница! Это не была толпа! Люди разных народностей и языков слушали Элайджу как одна большая душа!