Читать «Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы» онлайн - страница 4
Николай Алексеевич Клюев
Разоренье и смерть дедова от указа пришла. Вышел указ: медведей-плясунов в уездное управление для казни доставить... Долго еще висела шкура кормильца на стене в дедовой повалуше, пока время не стерло ее в прах.
Но сопель медвежья жива, жалкует она в моих песнях, рассыпается золотой зернью, аукает в сердце моем, в моих снах и созвучиях...»8
Там, в материнских истоках — высокий дух христианства, к тому же в изощренной интерпретации раскольнического мистицизма, а здесь, в отцовских — сохранившееся в недрах народной жизни язычество; с той стороны поэтом усваивается исполненная византийской красоты церковно-книжная культура, с этой — культура народных игрищ, гуляний.
Наконец, о самих родителях поэта. Отец (в прошлом отставной фельдфебель, затем сиделец казенной винной лавки) какого-либо значительного отражения ни в реальной, ни в легендарной биографиях поэта не оставил, хотя и вызвал в свое время восхищенное замечание С. Есенина в письме Клюеву 1916 г.: «Приходил твой отец, и то, что я вынес от него, прямо-таки передать тебе не могу. Вот натура — разве не богаче всех наших книг и прений?» 9 Но зато роль матери в рассказах поэта о себе и во всем его творчестве исключительно велика. Ее образ, пожалуй, самый значительный и светлый из всех образов, пронизывающих его стихи, прозу, письма и записи снов. В нем невозможно разделить реальное и легендарное, мифическое, настолько он насыщен глубинными смыслами самой
8 Красная панорама. 1926. № 30 (124). С. 13.
9 Есенин С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1980. Т. 6. С. 71.
клюевской поэзии. Уже ушедшая в иной мир, она становится для сына как бы путеводной звездой, оказывает мистическое воздействие на его судьбу, приходит к нему с поддержкой в трудные минуты жизни, является в снах и видениях. Что же касается ее как верной ревнительницы «древлего благочестия», что, по словам поэта, являлось одной из ее существеннейших черт, то об этом же свидетельствуют и воспоминания односельчан-старожилов, согласно которым, «в доме Клюевых было немало старопечатных и рукописных книг, в горницах висели иконы старого дониконовского письма, перед ними горели лампады. Дом этот часто посещали странницы, "божьи люди"»ю. От матери будущий поэт, если верить его носящим печать житий автобиографиям, получил и своеобразное домашнее образование, из которого разовьется его органическое восприятие исконной национальной культуры (допетровской Руси), ставшее истоком клюевского мира: «Грамоте меня выучила по Часовнику мамушка <...> Я еще букв не знал, читать не умел, а так смотрю в Часовник и пою молитвы, которые знал по памяти, и перелистываю Часовник, как будто бы и читаю. А мамушка-покойница придет и ну-ка меня хвалить: "Вот, говорит, у меня хороший ребенок-то растет, будет как Иоанн Златоуст"» (из «житийного» повествования «Гагарья судьбина») п.
К матери, по признанию поэта, восходят не только истоки религиозно-нравственных основ его личности, но также и его поэтического дара. Была она, как он писал сразу же после ее смерти в 1913 году В. Брюсову и В. Миролюбову, «песельни-цей» и «былинщицей». Позже эту ее одаренность, не без полемического прицела, он возводил даже в идеал: «Тысячи стихов, моих ли или тех поэтов, которых я знаю в России, не стоят одного распевца моей светлой матери» (Гагарья судьбина)12.